Люськин ломаный английский

Макс схватился за чугунную ручку плиты и начал откручивать ее. Ольга положила ему руку на локоть и покачала головой. Она молча указала глазами на лом, заостренный угол которого угрожающе торчал из-за проволочной сетки, служившей в кухне сушилкой для посуды. В глазах Макса появилось понимание.

Любовь ворвалась в комнату, окутанная клубами пара, выпустив немного домашнего тепла в ночь. Семья смотрела, как пар замерзает, рассеивается, пока Любовь топала ногами, отряхивая на пороге ботинки.

— Вы должны меня поблагодарить — нет, вы молиться на меня должны — за то, что я проделала это жуткое путешествие с единственной целью спасти ваши жалкие жизни.

Макс стоял так, чтобы она его не видела. Он взвесил в руке лом, Ольга откинулась на стуле. Она сидела, уверенная в своем превосходстве, будучи матерью детей и внуков чистой крови, и, увидев Любовь, скривилась от отвращения.

— Знай я, что это ты, мы бы построили дорогу подлиннее и похуже.

— Да, Ольга Александровна, — ухмыльнулась Любовь, — вы можете говорить что угодно, пока не узнаете, от какой беды я вас уберегла, приперевшись в эту глушь. И вообще, я пришла не к вам, а к Александру.

— У тебя сопля на губе висит.

— Это моя сопля, и я с ней разберусь, благодарю вас. — Любовь провела рукавом по усам. — А теперь давайте сюда старика, чтобы мне не пришлось ни одной лишней минуты пачкать ботинки о ваш засранный животными пол.

— Ты хочешь сказать, чтобы не пачкать наш пол своими копытами, — поправила Ольга, радуясь, что нашелся предлог увести разговор в сторону.

Краем глаза она видела, что Макс крадется вдоль стены в сторону Любови.

Любовь скорчила рожу.

— А я тебе говорю: не заставляй меня проходить дальше и будить твоего мужа.

— Он к тебе не выйдет, — вызывающе сказала Ольга.

Она видела, что Макс уже занес лом.

— Не крадись ты так старательно, мальчишка! — крикнула Любовь, ткнув пальцем себе за спину. — Не думай, что за годы общения с тобой я совсем поглупела и ослепла.

Она сказала это слишком храбро для женщины, которая одна оказалась в доме врагов. Трое Дерьевых поразмыслили над ее словами, обменялись взглядами, потом повернулись посмотреть в кухонное окно. Все понятно: снаружи колыхалась одна мешковатая фигура, затем показалась вторая. Идиотские дети Любови были тут как тут.

Макс осторожно вернул лом в угол главной комнаты. Он отступил в тень и показался с другой стороны.

— Тебе что, так надоело грабить нас у склада, что теперь ты пришла воровать у нас дома?

— Отправляйся к деду. Не заставляй моих мужчин тащить его силой.

— Ха! — засмеялся Макс. — Если только ссать перестанут!

— Хватит! — Ирина подошла вплотную к Любови. — Зачем тебе мой отец, что он такого сделал?

— Он подписал старый ваучер, и вы должны мне принести новый.

— Но ты же его обналичила, — сказала Ирина, скрещивая руки на груди.

— Потому что Бог проклял меня, наделив глупой доверчивостью.

— Это не доверчивость, это подписанный документ.

— Он старого образца! Я сказала ему об этом в прошлом месяце, но он, видимо, так ни хрена и не понял. А теперь давайте его сюда, прежде чем я заражусь от вас хер знает чем.

— В следующем месяце он подпишет два ваучера, — сказала Ольга.

— Нет, — сказала Любовь, делая шаг вперед. — Я сейчас пойду и найду его.

Ольга подняла руку.

— Нет, ты ответь, почему он не подписал его днем? Он старый, ему опасно видеть твою жирную мерзкую рожу у своей постели. Он может испугаться в темноте такого зрелища, и его удар хватит.

Любовь злобно выдохнула:

— Я тебе скажу, почему. Потому что сегодня инспектор района принес ваш мерзкий ваучер мне на склад и заставил меня открыть бухгалтерские книги со времен существования завода. Я знаю, что он до сих пор там сидит, размышляя над острыми вопросами касательно ваших счетов, пока мы тут стоим, как идиоты. — В голосе Любови прорезался скрытый страх, своего рода скрип.

— Ха! — проскрипела Ольга. — Даже Киска Иванова, которая спит, благослови Господь ее будущую нищету, умерла бы от смеха, скажи мы ей, что ты пришла хоть чем-то нам помочь. Что такого в твоих отчетах, что заставило тебя прискакать сюда за нашей помощью? Это ведь не череда преступлений тридцатилетней давности, обман и грубость по отношению к тем, чье наказание зависело от тебя?

— Придержи язык! Мои отчеты чисты, как тарелки, с которых вы жрете. Я просто не хочу, чтобы у меня была такая же рожа, как у тебя, к тому моменту, когда он просмотрит все и найдет ошибку только с этим вашим ваучером.

— Ха! — сказал Макс, делая шаг к женщине. — А разве это не твоя работа — смотреть, какие ваучеры принимаешь?

Мать бросила на него злобный взгляд.

«Не пыли, ради всех нас», — говорил он.

Макс ткнул в женщину пальцем:

— Ты предлагаешь разбудить старика, который весь день пахал так, как ты за год не работаешь, и все из-за того, что ты не можешь смотреть, правильные ли приняла ваучеры!

— Это неправда! — сказала Любовь.

— Врешь!

— Я пошла будить старика.