Лютая охота

Лицо ее покрыл холодный пот. А сердце, подпрыгнув, забилось где-то в горле, и ей показалось, что она его вот-вот выплюнет. Она вбежала в свою спальню, захлопнула дверь, бросилась на кровать, закуталась в простыню, а потом в стеганое одеяло и обложилась всеми имеющимися подушками. Свернувшись, как собака, в этой пещерке, она почувствовала, что пульс понемногу успокаивается и страх медленно покидает ее.

* * *

– Прошлой ночью его гнали по лесу в Арьеже, и он, желая избавиться от погони, выскочил на шоссе и попал под машину.

– Гнали? – повторил Кловис Амбрелот, вытаращив глаза. – Кто гнал?

Сервас пристально посмотрел на отца Арианы.

– Вот это мы и пытаемся выяснить. Мы только начали расследование. А у вас, господин Амбрелот, есть какие-нибудь соображения, кто могли быть эти люди?

Кловис Амбрелот покосился на Самиру, стоявшую в углу, и прокашлялся.

– Нет. Но я уж точно не стану оплакивать этого парня…

– Вы за смертную казнь, месье Амбрелот?

– К чему этот вопрос?

– Ответьте.

– Нет. Я против. Единственное, чего я хочу, так это чтобы такая сволочь надолго оказалась в тюрьме. И он сам, и его сообщники. А вместо этого он свободен, как птица, а его адвокаты тратят время на то, чтобы замарать грязью репутацию моей дочери.

Кловис Юг Амбрелот был учредителем и генеральным директором «С2H Авиасьон», предприятия-субподрядчика авиастроителя «Эйрбас».

Следовательно, пользуясь столь любимым экономистами эвфемизмом, находился в затруднительном положении. С тех пор как самолеты в большинстве своем стояли на приколе, а аэропорты обезлюдели, ведомости заказов «Эйрбас» напоминали пустыню Гоби. «C2H Авиасьон» производила детали самолетов, и 80 % ее клиентов были авиаконструкторы. На аллеях авиазавода в Бланьяке функционировали только пять машин из тридцати, авиадетали пылились на полках, а три четверти рабочих временно потеряли работу. Как и у сотен предприятий-субподрядчиков «Эйрбас» в регионе, пандемия вызвала резкую остановку налаженного десятилетиями производства, которое еще шесть месяцев назад буквально трещало от заказов.

– Вы говорили с кем-нибудь о том, что случилось с вашей дочерью? – спросил Сервас.

Отец Арианы кивнул. В это утро на нем были пуловер и фирменные джинсы. Босыми ногами он стоял на иранском ковре ручной работы, который оправдывал свою цену. На вид Сервас дал бы ему лет сорок.

– Конечно, – сказал он.

– Кому конкретно?

– Моим адвокатам, полицейским, которые вели расследование, друзьям, журналистам…

Сервас вдруг вспомнил фразу Эстер Копельман: «Мусу Сарра видели с каким-то высоким человеком, на вид богатым. Белым…»

– А помимо заседания суда вы где-нибудь встречались с Мусой Сарром? – спросил он. – Вам приходилось бывать в том квартале, где он жил?

– Что? Нет!

– Вы охотник?

– Как вы сказали?

– Вы меня слышали.

– Нет…

– Могу ли я поговорить с вашей дочерью, господин Амбрелот?

– Она еще очень слаба, хотя прошло уже больше года. Она каждую неделю посещает психолога и психиатра. Она…

– Это очень важно.

Девушке было девятнадцать лет. Она отличалась скромной, неброской красотой: правильные, но не очень рельефные черты лица, нежная до прозрачности кожа, тяжелые каштановые волосы, собранные в мягкий узел, и огромные светлые глаза, прозрачные и испуганные…

Она была еще в пижаме, на плечи наброшен плед.

Самира побилась бы об заклад, что она была не из тех девушек, которых парни сразу выделяют из группы, скорее, из тех, на кого западет студент-филолог, математик или какой-нибудь одаренный и робкий мальчик. Он скажет себе, что, хотя она и очень красивая, у него, может быть, есть шанс.

Но Сервас очень быстро понял, что с Арианой Амбрелот шансов уже давно не было ни у кого. В ее глазах мир превратился во враждебное пространство, полное опасностей, ловушек и хищников, в пространство режущее и убивающее. Уже сам факт, что она вынуждена передвигаться в этом пространстве, был для нее мукой и источником постоянной тревоги.

У них с Самирой не было ни малейшего стремления заставить девушку вспомнить весь этот ужас: вся информация, включая свидетельства, полученные в разговоре со специалистом-психологом, фигурировали в процессе.

Единственное, что они хотели выяснить, это пытался ли Муса как-нибудь контактировать с ней после того, как его выпустили.

Ариана сидела, забившись в угол на кровати, прижав к животу подушку, и выглядела очень бледной. На щеках еще не высохли слезы. На секунду Сервас испугался, что сейчас она снова расплачется. Она ответила на его вопрос, не глядя на него и уставившись на какую-то точку в углу спальни, но голос ее был тверд и спокоен.

– Нет, – сказала она. – Я закрыла все свои аккаунты в «Снэпчате», «Тик-Токе», «Инстаграме»…

– И он больше не звонил тебе? – тихо спросила Самира.

Она сидела на краю кровати, а Сервас стоял поодаль, возле двери.

– Нет. В последний раз я слышала его голос… в суде.

Это был не голос, а скорее шорох, тонкий, как шелковая нить, он с трудом выходил откуда-то из глубины горла вместе с дыханием.

– Спасибо, – сказала Самира, вставая с места.