Лютая зима [Отмороженный]

На секунду Рафферти захотелось сказать водителю, чтобы тот высадил его у одного из любимых баров, хотя бы того, что на Бродвее. Несколько порций спиртного, вероятно, помогли бы ему куда лучше, чем этот никчемный «Тайленол» по три таблетки, который они с великой неохотой дали ему. Но затем Рафферти передумал. Во-первых, снег валил, как из мешка с дерьмом, и, если это слишком долго протянется, могут закрыть дороги. Во-вторых, он хотел собрать вещи и быть готовым выехать сразу же, как только Ди-Ди заедет за ним. Сейчас нельзя было терять время впустую.

– Локпорт, – сказал он водителю. – Локуст-лейн. Я скажу вам, у какого дома остановиться.

Водитель кивнул, включил счетчик, и машина выехала из-под широкого козырька под снегопад.

Рафферти потер виски и на минуту закрыл глаза. Когда он открыл их, такси ехало по Кенсингтонской автостраде, но совсем не в ту сторону: к центру города, вместо того чтобы двигаться на восток, а потом повернуть на север.Гребаный идиот, – подумал Рафферти сквозь головную боль. Он постучал по пуленепробиваемой стеклянной перегородке и открыл переговорное окошко пошире.

Водитель повернулся к нему.

– Привет, Донни, – сказал Курц.

ГЛАВА 31

Хансен ехал к отелю «Ройял делавер армз», чтобы подбросить 38-дюймовый пистолет в комнату Курца, когда у него в кармане зазвонил сотовый телефон. Он решил не отвечать: все равно, жизнь капитана Роберта Миллуорта вплотную подошла к концу. Однако, немного подумав, все же извлек телефон и нажал кнопку. Он хотел, чтобы коллеги-полицейские узнали о его исчезновении не раньше чем хотя бы через сутки.

– Хансен? – произнес мужской голос. – Джеймс Б. Хансен? – В первый момент Хансен ничего не ответил, но ему пришлось отвести «Эскаладу» на обочину дороги. Это был голос Джо Курца. Потому что никому другому этот голос принадлежать не мог.

– В таком случае, Миллуорт? – сказал голос. А потом перечислил еще полдюжины имен прежних ипостасей Хансена.

– Курц? – наконец собравшись с силами, ответил Хансен. – Чего вы хотите?

– Вопрос не в том, чего я хочу, а в том, чего могли бы хотеть вы.

Шантаж, – сказал про себя Хансен. – Все это не может быть ничем иным, кроме шантажа.

– Я вас слушаю.

– Я на это и рассчитывал. У меня находится ваш железный чемоданчик. Очень любопытная коллекция. Мне кажется, что вам хотелось бы получить ее обратно.

– Сколько?

– Полмиллиона долларов, – сказал Курц. – Наличными, конечно.

– Почему вы считаете, что у меня под рукой имеется такая сумма?

– Я думаю, что те двести тысяч, которые я сегодня выпустил на волю из вашего сейфа, были только вершиной айсберга, мистер Хансен, – ответил Курц. – Многие из тех людей, которых вы изображали, зарабатывали очень и очень неплохо: например, биржевой маклер, агент по продаже недвижимости из Майами, в конце концов – ради Христа! – даже пластический хирург. У вас есть эти деньги.

Хансен не мог не улыбнуться. Ему становилось плохо при мысли о том, что он уедет отсюда, а Курц и Фрирс останутся в живых.

– Давайте встретимся. У меня прямо сейчас есть при себе сто тысяч долларов наличными.

– Прощайте, мистер Хансен.

– Подождите! – воскликнул Хансен. В трубке не было слышно гудков, а это значило, что Курц не выключил телефон. – Я хочу получить Фрирса, – добавил Хансен.

Пауза затянулась.

– Это потянет еще на двести тысяч, – в конце концов нарушил молчание Курц.

– Триста тысяч – вот вся наличность, которой я располагаю.

Курц захихикал. Это звучало очень неприятно.

– Ладно, черт возьми. Почему бы и нет? Идет, Хансен. Встретимся в полночь в заброшенном железнодорожном вокзале Буффало.

– В полночь будет слишком поздно, – попытался возразить Хансен, но Курц прервал разговор.

Еще с минуту Хансен сидел в замершей у обочины машине. Он глядел на то, как «дворники» «Эскалады» сбрасывают с ветрового стекла падающий снег, и пытался не думать ни о чем, пытался погрузиться в отрешенное от всего окружающего мира состояние дзэн. Ему никак не удавалось выкинуть из сознания этот шум, эти события – они продолжали сыпаться на него, словно снежные хлопья. Хансен уже много лет не участвовал в шахматных турнирах, но сейчас та часть его мозга, которая управляла движением фигур, полностью включилась в работу. Фрирс и Курц – он все время воспринимал их только вместе, как партнеров, как единого противника с двумя лицами – сделали эту партию по-настоящему интересной, и теперь у Хансена имелось три варианта развития событий. Он мог либо уехать и навсегда запомнить позицию, застывшую в разгар миттельшпиля, либо смахнуть рукой с шахматной доски все фигуры, либо переиграть противника в том самом варианте, который тот выбрал.