Лютер

Одолеваемый нехорошими предчувствиями, он бросился к выходу. Выскочив из широких дверей коллегиума на площадь, он стал пробираться сквозь толпу. Еще издали Мартину было видно, что кучка мужчин и женщин со скорбными лицами столпилась возле недостроенного дома, где Мартин побывал вместе с братом Ульрихом всего несколько дней назад.

Немолодая женщина распростерлась на глинистой земле перед дощатым сараем. Рваная головная накидка, некогда ярко-желтая, съехав, обнажила голову, платье все было в пятнах извести, к нему прилипла солома. Рядом с нею стоял один из ремесленников, которых Мартин видел тогда на лесах. Лицо его было белым, как та известка, которой он покрывал оштукатуренные кирпичи между опорными балками фахверка. И все же он находил в себе силы говорить женщине какие-то слова утешения. Она же отталкивала его руку. «Томас, — стонала она сквозь слезы, — Томас!»

Подойдя к выпиравшим наружу балкам сарая, Мартин застыл от ужаса. На одной из поперечин безжизненно раскачивалось на ветру тело парнишки. Это был тот самый юный работник, тащивший раствор, которого брат Ульрих так заботливо расспрашивал. Мартин поспешно перекрестился, а потом бросился к висевшему телу, пытаясь поддержать его, чтобы ослабить на шее петлю. Внизу, возле его ног, валялась разбившаяся бочка. Парнишка, видимо, использовал ее как подставку, а потом, осуществляя свой чудовищный замысел, оттолкнул ее ногами.

— Помогите же мне! — крикнул Мартин стоявшим вокруг. Он шумно дышал, словно его самого что-то душило. — Да перережьте же наконец эту проклятую веревку!

Ремесленник, который все еще стоял возле обезумевшей от горя женщины, молча кивнул и, словно очнувшись от глубокого сна, быстрее ветра помчался к стене сарая и приставил к ней деревянную лестницу. Взлетев на крышу, он лег на поперечину и потихоньку пополз по ней, пока не добрался до узла веревки, перекинутой через балку. Он вытащил нож и сильными ударами перерубил ее. Тело мальчика подалось вниз и осело на руки Мартина. Оно показалось ему поразительно легким. «Легкое и гибкое, как ивовый прут», — подумал он, принимая скользнувшее вниз тело. Глухо, словно уши у него были залеплены воском, снова донесся до Мартина крик женщины. Пока мастер спускался по стремянке обратно, Мартин прилагал все усилия, чтобы голова умершего не коснулась грязи у сарая.

— Пустите меня к нему, святой отец, — невнятно произнесла женщина.

Мартин вздрогнул. Он не заметил, как она приблизилась, она оказалась рядом с ним внезапно. Он не успел даже наложить крестное знамение на глаза повесившегося и прочитать предписанную в таких случаях молитву.

— Пустите, святой отец, — повторила женщина. — Я Тереза, его мать!

Мартин тяжело поднялся. Он заметил, как во двор въехали два всадника в латах, шлемах и с мечами в руках. Солдаты городской стражи, приехавшие разузнать подробности несчастья. Какая-то расфуфыренная служанка, явно знакомая с одним из всадников, а может быть, и с обоими, с готовностью рассказывала им о случившемся, а стражники в ответ только пожали плечами, похотливо оглядели девушку с ног до головы и снова уехали.

— Хороший был парень, — сказал мастер. Он вновь повязал свой бурый фартук, сшитый из кусков грубой кожи, и дал знак своим подмастерьям-плотникам, глазевшим на происшествие, вновь приниматься за работу. — Может статься, я был слишком строг с ним. Я сказал ему, что надо работать и нечего витать в облаках. И о девочках нечего задумываться. Мы ведь люди простые, живем впроголодь, каждый грошик на счету. Но разве мог я знать, что творится у него в голове?

— Почему он это сделал? — шептала Тереза, обезумев от горя. Она крепко сжимала в объятиях тело сына, словно надеялась вдохнуть в него частицу своей жизни. Увидев, что два подмастерья тащат носилки, чтобы унести мертвого юношу со двора, она вцепилась в полу его куртки.

Мастер склонился к уху Мартина. Украдкой, шепотом, чтобы жена не могла услышать, спрашивал он о том, что сейчас его особенно волновало:

— А что Церковь говорит по этому поводу?.. Ну, я имею в виду, если человек с собой покончит?

Мартин хотел было ответить, но громкие рыдания заглушили его слова. Плач доносился из покосившегося домишки, на стене которого были вывешены на просушку связки чеснока. Перед домиком был заросший, неухоженный палисадник, огороженный ветхим забором. Сквозь прутья изгороди торчали спицы сломанного тележного колеса, похожие на скелет околевшей скотины. На мгновение Мартину показалось, что за занавеской он различил силуэт худенькой девушки со всклоченными волосами, но она тут же исчезла во мраке комнаты.

— Вы ведь хотели ему помочь, отец Мартин, — услышал он голос мастера у самого своего уха. Дрожащей рукой несчастный в волнении провел по запыленной щеке. — Вы похороните Томаса?