Лютер

— Лев X мог изменить мир. Он мог реформировать Церковь. Вместо этого он навесил на ворота власти дополнительные засовы. Он был духовным карликом, тогда как нам нужен был великан. — Каэтан сделал паузу и тихо добавил: — Такой, как Лютер!

Алеандр не смог сдержать стон. Глаза его засверкали от гнева. Немецкий монах сбежал! Быть может, он давно уже мертв и его закопали где-нибудь под виселицей. Алеандр открыл было рот, чтобы сообщить кардиналу о своих предположениях, но Каэтан остановил его. На его губах заиграла мягкая улыбка.

— Но как другя ценил его общество. Он всегда меня смешил, причем, как правило, не вовремя. От этой его особенности с ума сойти можно было. Все же иногда мне будет его не хватать.

Он протянул руку. Когда Алеандр нерешительно ответил ему рукопожатием, он заметил на пальце Каэтана папский перстень с печаткой.

— Поразмыслите об этом на досуге, Алеандр. Бог в нашей протекции не нуждается!

Старик развернулся и пошел в глубь коридора. Вскоре его сутулую фигуру поглотила тьма.

Катарина фон Бора с помощью сестры Лены проработала план бегства до мелочей. Теперь оставалось лишь молиться о том, чтобы заговор не раскрыли раньше времени.

Сразу же после страстной пятницы у нескольких сестер обнаружилось серьезное желудочное недомогание, которое тут же приписали недавно завезенной рыбе. Одна за другой сестры попадали в лечебницу, которая, чтобы избежать распространения заразы, располагалась не в основном здании, а по другую сторону монастырского двора, возле внешней стены. Эти монахини шли на большой риск, но все они были едины в том, что жизнь в монастырских стенах для них более невыносима.

Когда аббатиса Рената и большинство монахинь находились в церкви на литургии в пасхальную ночь, у каменной стены остановилась крытая повозка, запряженная парой лошадей. В ней стояло девять больших бочек — в таких обычно привозили из Торгау селедку. Человек на козлах осторожно поглядывал через плечо. В кустах кричала ночная птица, а издалека доносилось ангельское пение монахинь. Ворча себе под нос, кучер погнал лошадей по узкой дорожке, пока наконец не показалась колокольня монастырской церкви. Глаза его вглядывались во тьму в поисках условного сигнала. И действительно, в крохотном окошке на монастырской стене загорелся мерцающий огонек Кучер облегченно вздохнул и покачал фонарем, который висел у него на облучке. Теперь оставалось только ждать.

Мучительно долго никто не появлялся. Кучер уже встревожился. Он получил твердые указания и значительную сумму денег вперед, но жизнью своей рисковать не собирался. Его обуял панический страх. А что будет, если кто-нибудь выдаст и его, и монахинь? Похищение монахини каралось смертью. По дороге сюда он видел в придорожных канавах множество окровавленных трупов: то были крестьяне из деревушек вокруг Гриммы, которые осмелились поднять руку на своего господина. Всего два дня назад свершилась эта ужасная расправа. Даже и подумать страшно, что сделают с ним судьи, если…

И тут с тихим скрипом в стене открылась маленькая калитка. Кучка одетых в темное фигур беззвучно проскользнула прямо к повозке, отбрасывая в лунном свете огромные тени. Казалось, будто они парят над землей.

— Ну наконец-то, давно пора, — проворчал кучер и соскочил с козел.

Облегченно вздохнув, он помог женщинам забраться в повозку.

— Живо в бочки! — тихо распорядился он. — Нельзя возбуждать ни малейшего подозрения. Как только моя повозка перевалит вон через те холмы, вы будете считаться беглыми. Вас могут судить!

— Это нам известно, — ответила одна из монахинь. — Позаботьтесь о том, чтобы они оказались в безопасном месте. Отвезите их в Торгау, к советнику Леонарду Коппе. А уже он обеспечит им надежное сопровождение до Виттенберга. Обо всем остальном позаботится Господь!

Женщина повернулась и отошла назад, к калитке. Она явно решила остаться в монастыре.

Катарина, которая уже залезла в повозку, помахала ей на прощанье.

— Может быть ты все-таки изменишь свое решение, тетушка? — спросила она женщину.

Монахиня отрицательно покачала головой:

— Нет, пока мои помощницы не переняли от меня все тонкости моего искусства, я не могу уйти. Ведь я врачевательница, единственная в монастыре, кто разбирается в целебных травах. Настанет время, и я спрошу совета у своей совести. И тогда мы, быть может, встретимся, дитя мое!

— Поторопитесь, сестры! — не выдержал кучер. — Мы должны исчезнуть раньше, чем монахини закончат свои молитвы!

Катарина примирительно улыбнулась ему. Она сняла с головы покрывало, бросила последний взгляд на сестру-врачевательницу и полезла наконец в пропахшую рыбой бочку.

Мартин все больше тревожился, узнавая о новых и новых волнениях. И опять его словами оправдывали дела, которые ему и во сне не снились. Ему казалось, что по всей империи текут реки крови. Он сочувствовал бедствиям крестьян, потому что знал: целые деревни умирают с голоду из-за того, что помещики забирают себе всё, до последнего мешка зерна. Но разве силой можно чего-то добиться? Восстание дубинок и топоров против мечей и пушек?