Лютер

— Как решено, так тому и быть! — Мартин смотрел на дорогу, по которой ушел его друг. — Ульрих покидает город. Он торопится навстречу своей судьбе, словно нетерпеливый жених.

— Не всякий жених так проворен.

— Я бы не сказал, что женихи Виттенберга так уж медлительны. — Мартин поправил упрямую прядку, выбившуюся у Катарины из-под фаты. — Они быстро смекнули, что ты собой представляешь.

— Это верно, — ответила она, кокетливо поведя глазами. — Все остальные монахини уже обручены. Но довольно долго казалось, что я одна останусь в девушках, не так ли?

Мартин пожал плечами. Жесткий черный сюртук жал под мышками, непривычный ремень на поясе давил и мешал дышать. Все-таки было много проще, когда он носил рясу августинца. Но эти времена безвозвратно прошли.

— Ах, Катарина!.. — с грустью произнес он. — Император объявил меня вне закона, за мою голову назначена награда. В любую минуту любой может убить меня. Я до сих пор не до конца убежден в том, имею ли я право обрекать свою жену на жизнь в постоянном страхе.

— Мартин, пожалуйста, не терзай себя понапрасну, — умоляющим тоном сказала Катарина.

— Но мои руки в крови. Из-за меня начался раздор в умах. Тысячи людей погибли из-за меня… Почти каждое утро я просыпаюсь, не ощущая в себе мужества жить дальше. Я блуждающая планета. И лучше никому ко мне не приближаться.

Катарина посмотрела на супруга пронизывающим взглядом и убежденно произнесла:

— Две вещи я могу тебе обещать, любимый: во-первых, начиная с сегодняшнего дня мы будем вместе музицировать. И второе: чтобы добраться до тебя, твоим врагам придется переступить через мой труп!

— Ты странная женщина, Катарина Лютер, — с мягкой усмешкой сказал Мартин, но лицо его было серьезным, ибо он верил каждому ее слову.

— Взамен я требую только одного: чтобы даже воспоминания о них не было в нашей супружеской постели! Ничего не хочу слышать ни о крестьянах, ни о князьях, ни о папах! Даже самого Господа упоминать не будем. Несмотря на то, что Бог есть любовь.

Через несколько дней Мартину приснился странный сон. Он в одеянии августинца стоит у подножия Священной лестницы в Риме и смотрит на свою жену, которая легко одолевает ступеньку за ступенькой. С замиранием сердца он хочет позвать ее назад, но она почему-то не слышит его. И вдруг между ним и ею встает густая пелена тумана. Лестница потонула в нем, как в молоке, и Мартин очень скоро перестал понимать, где он находится. Вслепую пытался он продвигаться сквозь белую мглу, пока не оказался на большой прямоугольной площади. То была рыночная площадь. А когда туман наконец рассеялся, оказалось, что Катарина бесследно исчезла. Зато он заметил, что все торговцы продают со своих лотков только гравюры с его, Лютера, изображением. Вот у лотка стоит его престарелый отец с портретом в руках. Он дает торговцу несколько монет, но, прежде чем Мартин успевает вмешаться, достает из кармана ножницы и режет портрет на мелкие кусочки, которые тут же уносит ветер.

С криком Мартин вскочил в постели, озираясь, как затравленный зверь. Ворот его ночной рубашки был порван, на лбу выступил холодный пот. «Что же такое со мной творится? — в смятении думал он. — Я теряю рассудок». Ощущая полную свою беспомощность, он прижал пальцы к пульсирующим вискам и замер, неотрывно глядя в темноте на очертания входной двери. Ему казалось, что вот-вот кто-то войдет.

— Что с тобой? — сонно спросила Катарина. Она повернулась на бок и подперла щеку ладонью, чтобы лучше разглядеть Мартина. — Успокойся, любимый. Тебе приснился дурной сон. Это все от тяжелой пищи. С завтрашнего дня я лично буду заботиться о кухне в этом удивительном доме. Ты увидишь, эти твои боли в желудке…

— Дело не в желудке, — сдавленным голосом произнес Мартин. — Но, может быть, ты и права. Это был просто-напросто сон… Все эти заботы…

Катарина поглубже зарылась в мягкое пуховое одеяло, подарок Барбары Кранах. Она провела пальчиком по крохотным ровным стежкам.

— Во всяком случае от денежных забот мы избавлены. Курфюрст проявил истинное великодушие, предоставив тебе возможность жить в Черном монастыре. И еще… Открою тебе секрет: даже сам Альбрехт Майнцский прислал нам двадцать гульденов. Что ты на это скажешь?

— Отошли их обратно!

— В таком случае хорошо, что я не сообщала тебе о других подобных подарках, — прошептала Катарина. — Иначе у нас разгорелся бы первый семейный спор.

Она взяла маленький носовой платочек и принялась вытирать своему супругу пот со лба и с шеи. Когда ее пальчики нежно дотронулись до его груди, он вздрогнул и тихо застонал. Она чувствовала, что ему страшно, но он не уклонялся от ее ласк.

— Я боготворю тебя, — тихо сказал он, наклонился и поцеловал ее в губы.

Какая сладость была в этих губах! Он ощутил ее теплое дыхание на своих щеках и стал осторожно гладить ее тело. Провел руками по ее плечам, по спине и наконец по бедрам и почувствовал, как она вся напряглась. Их сердца громко стучали наперегонки.

Сильный удар в оконное стекло заставил Мартина подскочить. Он быстро выбрался из постели и прокрался вдоль стены.