Лютер

На грязные оскорбления, граничившие с непристойностью, его, именовавшего себя лидером германской нации, толкала отнюдь не любовь к милым шуткам. Обе публикации 1545 года стали завершающим аккордом его бунта и одновременно призывом к единомышленникам довести этот бунт до победного конца. Сам он уже не верил в победу — потому-то и позволял себе опускаться до явных низостей. Но чем еще он мог показать свое превосходство над папой? А так, поливая грязью непогрешимого, он чувствовал себя победителем. Другие падали перед папой ниц, а он окунал его в нечистоты; другие курили ему фимиам, а он демонстративно зажимал себе нос, якобы не в силах сдержать отвращения; другие склонялись перед папской тиарой как перед символом высшей власти, а он смело топтал ее ногами. И все это время его поддерживало сознание своей дерзновенности.

Отстаивая пророческий характер своей миссии, он выстраивал систему доказательств от противного. Ему не удалось обратить в свою веру весь христианский мир — но разве сумел Христос обратить Капернаум? Он не убедил в своей правоте гуманистов — но разве убедил Христос фарисеев? Он не добился признания от императора и королей христианских государств — но разве признал Христа царь Ирод? Когда же от него требовались более весомые аргументы в споре, он принимался... браниться. Душившая его ненависть заставляла его бросать в лицо увенчанному тиарой папе римскому такие страшные обвинения, что ни о какой сдержанности и порядочности, ни о каких внешних приличиях не могло уже идти и речи. В этом смысле он действительно мог считать себя Пророком, ведь ему удалось лишить папу Власти над всем христианским миром и открыть новую эру, названную его именем.

Теперь не страшно было и умирать. Опубликовав альбом гравюр, он поставил точку в своей миссии. Незадолго до смерти он еще раз вспоминал о них: «Эти чертовы картинки наверняка приведут папу в ярость. Так ему, свинье, и надо! Пусть подавится собственным хвостом! Они могут меня убить (снова, как перед Вормсским рейхстагом, он демонстрирует героизм. — И. Г.), но им все равно придется сожрать ту кучу дерьма, что папа держит в руке (имеется в виду гравюра номер шесть. — И. Г.)... У меня перед ними огромное преимущество: я подчиняюсь тому, чье имя Шеблимини (на древнееврейском: «Сядешь одесную от Меня». — И. Г.). И Он говорит: «В последний день воскрешу вас». И Он скажет: «Доктор Мартин, доктор Ионас, господин Михаэль, восстаньте!» И каждого из нас назовет поименно... Поэтому ничего не бойтесь!» Значит, те, кто открыто выступил против Рима, заслужили вечную награду. Что же касается папы и церковников, то им надеяться не на что: Лютер уже определил им место в аду. Лично за себя он мог не волноваться: невзирая на переполнявшую его ненависть, он твердо рассчитывал на Божье милосердие, ибо имел главное — веру.

Отношение к папству в полной мере разделили с Лютером его непосредственные сподвижники, заимствовавшие у учителя и методы борьбы с Римом. Через три года после появления «Картинок» Флаций Иллирик опубликовал памфлет против Тридентского собора, в котором пытался доказать, что римские порядки «ведут от Христа к антихристу». На фронтисписе книги он поместил ту самую шестую гравюру, которой перед смертью так восхищался Лютер (папа верхом на свинье), сопроводив ее комментарием. Мало того, он упомянул эту гравюру в самом названии книги: «Пояснение к постыдному греху... Благодаря пророческой гравюре третьего Илии, Мартина Лютера». Итак, святотатственная картинка, еще недавно просто немыслимая в церковном издании, теперь преподносилась как доказательство пророческой миссии Реформатора. Иллирик сурово отчитал тех многочисленных лютеран, которые под влиянием «мудрствований, благопристойности и стыдливости, продиктованных более телом, чем духом, приняли эти картинки за плод воображения «утратившего совесть и разум старика». Они решительно не правы, поясняет Иллирик. На самом деле, картинки суть результат «усердия и мудрости, внушенных Божественным духом». Ибо «нет такого дерьма, которое смердело бы гаже, чем папизм для Бога и ангелов. Папизм — вот наимерзейшее чертово дерьмо». Что ж, в одном новый Илия мог быть уверен: ученики верно восприняли дух его учения.

Опубликовав свое духовное завещание, Мартин Лютер закончил подготовку к кончине. О завещаниях более материального порядка он позаботился еще раньше, составив их сразу два. Первое было написано в Готе в 1537 году, когда его терзал приступ почечно-каменной болезни. Он тогда пребывал в радостной уверенности, что с помощью Слова Божия одолел-таки папизм. Второе завещание появилось в 1542 году. Выдержанное в торжественном духе, оно касается в основном семейных дел Лютера. Первая его часть посвящена заботе о близких: перечисляя имущество, оставляемое в наследство жене, завещатель попутно воздает хвалу «верной, набожной и нежно любившей супруге», которая, он уверен, останется заботливой и добросовестной матерью.