Лютер отходит к раковине, смывает с пальцев жир от картошки, вытирает руки старым чайным полотенцем (сувенир реликтовых времен, память об однодневной поездке в Блэкпул). Опускается рядом со стариком на колени, похлопывает его по спине.
— Эй, — тихонько говорит он. — А ну-ка, ну-ка!
Когда Билл более-менее унимается, Лютер говорит:
— Давай-ка я тебе чайку заварю.
Старик, шмыгая, утирает нос и ведет бровью в сторону буфета:
— Там у меня бутылочка есть.
Лютер приносит оттуда с полбутылки виски, наливает немного в мутноватый стакан:
— Так что же все-таки произошло?
Лицо Билла в обрамлении седых бакенбардов выглядит изможденным.
— Эх, не надо было звонить копам, — понуро вздыхает он. — Вроде вы все добра хотите, а на деле одна беда получается. Вас позвал и вон во что вляпался.
Лютер собирает остатки рыбы и жареной картошки, сует в мусорный пакет; заматывает его на узел и выставляет в коридор, думая вынести в мусорный бак.
А старик все шмыгает. Лютер таращится на мусорный пакет. Устал настолько, что уже никакие мысли в голову не идут. И тут до него доходит.
— Билл, — спрашивает он, — где собака?
Глава 20
В девятнадцать сорок семь на Хай-роуд в Чизвике Стефани Далтон забирает с вечерних драматических курсов Дэна, своего старшего сына. Дэну пятнадцать, и он хочет стать актером.
Стеф и Маркус всей душой за любое выбранное им поприще, но на какую карьеру по нынешним временам можно вообще рассчитывать? Банковские менеджеры и те что ни день вылетают в трубу.
Сама Стеф в юности хотела стать учительницей, но в двадцать один год неожиданно для себя подалась в модели; более того, сделала скромную, но сравнительно успешную карьеру (в основном участие в каталогах), заработала кое-какие деньги, устала от всего этого и наконец ретировалась, посвятив себя детям. Когда Дэн и Мия немного подросли, Стеф почувствовала, что больше не хочет носиться весь день по дому неприкаянной домохозяйкой.
Она организовала фирму по уборке домов, назвав ее «Зита» (в честь святой покровительницы приборки-глажки-стирки, а также, очевидно, тех, кто теряет от дома ключи, — впрочем, насчет последнего на сайте фирмы ни гу-гу). После того как «Зита» встала более-менее на ноги, Стеф основала «Рукодельницу», предоставляющую ремонтные услуги мастерами исключительно женского пола и исключительно для женской клиентуры. В «Рукодельнице» дела поначалу складывались не так гладко, как в «Зите», но зато потом фирма доросла до франчайза.
И теперь по всей стране дочки и матери, подруги и жены, а также молодые родительницы разъезжают в беленьких фургончиках-«ситроенах», появляясь везде, где нужно починить кран, проводку или наклеить обои. И Стеф этим по праву гордится.
Правда, основательно подгаживает общий спад, ну да ничего, как-нибудь выкрутимся. Все образуется.
А вот Дэн желает стать актером. У него и внешность соответствующая, — правда, пока еще не до конца сформированная, полуподростковая. Свою индивидуальность он подчеркивает длинной свободной челкой и особенной манерой ношения рубашки. А поскольку он к тому же берет соответствующие уроки, в голосе и походке у него появилась определенная уверенность. Непонятно, правда, настоящая она или наигранная, но в этом, несомненно, есть соль.
Дэн появляется из обшарпанного подъезда, и Стеф помаргивает ему фарами. Он машет в ответ и, съежившись в своем пальто, трусцой перебегает дорогу.
Стеф тянется открыть ему пассажирскую дверцу. Дэн прыгает на сиденье, принося с собой холод и сырость вечера. Возится, пристраивает у себя на руках курьерского вида сумку.
Стеф внимательней обычного вглядывается сыну в лицо. Актер из него пока еще не очень хороший.
— Что-нибудь случилось? — спрашивает она.
— Ничего.
Ей хочется ласковым движением убрать челку у него с глаз. Но она знает, что это его смутит.
— Нет-нет, — говорит она, улыбаясь, — ты явно что-то утаиваешь. Я ведь все вижу.
— Да так. К нам тут агенты забредают, — делится он. — Профессиональные, понимаешь? Ну, мы их и пытаем насчет бизнеса.
«Ох уж этот бизнес», — мысленно вздыхает Стеф, одновременно и негодуя, и блаженствуя от любви к сыну.
— А после занятий, — продолжает Дэн, — мы устраиваем, как бы это сказать… перформанс, что ли. Лучшее от нашего класса. Так вот, меня выбрали играть Розенкранца.
— О боже мой! — восклицает Стеф. — Вот это да! Невероятно!
Сын в ответ на ее слова лучится улыбкой. Такое чистое и красивое лицо — ну просто фавн на залитых солнцем лугах. Уже не ребенок, но еще и не взрослый.
— Ты только папе не звони, — просит он. — Я ему сам хочу сказать, когда приедем домой.
Стеф похлопывает его по колену.
— Конечно сам. Он будет на седьмом небе от счастья!
Дэн обхватывает свою сумку.
— Что бы нам приготовить вкусненького? — интересуется Стеф, отчаливая. — Выбор за тобой. Сегодня гуляем.
— Не спугни удачу, — опасливо бросает сын.
— Вот еще! Мы празднуем только этот кусочек: хорошие новости. Хорошие новости любят все.
— Ну ладно. Как насчет курочки в сухарях?
— Она у нас была на твой день рождения.
— Когда это было!
— Полтора месяца назад.
— Ага. Скажи еще, полтора века!