Лютер: Первый из падших

Оцедон не отличался высоким ростом. Возможно, он был одним из самых низкорослых рыцарей, которых я знал, зато у Оцедона, будто возмещая этот недостаток, были чрезвычайно широкие плечи и бочкообразная грудь. Оцедон, как и его предшественники, был скорее человеком войны и стратегии, чем управленцем. Поговаривали, что в юности он шокировал свою знатную семью тем, что любил заниматься трудом простолюдинов — работал в поле, таскал бочки, раздувал кузнечные меха, — чтобы стать сильнее и крепче, чем люди ростом выше него. Он носил бакенбарды, доходившие до уголков рта, однако волос на его голове осталось мало. Зато брови были настолько густы и заметны, что мы, молодые рыцари, шутили, что их можно увидеть сквозь закрытое забрало шлема. Оцедон был чрезвычайно яростен в бою и наводил ужас на тренировочной площадке, но наедине беседовал очень мягко.

— Вы воины и послы, — произнес Великий Магистр Оцедон накануне нашего отъезда. — Цепным мечом и болт-пистолетом вы настигнете лесных зверей, однако словом распространите волю Ордена.

— Какова воля Ордена, мой господин? — спросил я Оцедона. Живя в Альдуруке и проведя почти всю жизнь в его тени, я очень удивился, что Орден еще не известен во всем мире.

— Равенство и союз, — спокойно ответил Великий Магистр.

Мы сидели у электрического камина, одного из немногих в Альдуруке, и жужжание его синих прутьев сопровождалось звоном тарелок, пока спутница Оцедона сарл Фел с полудюжиной слуг готовила к нашему отъезду большой стол в соседнем зале.

Я не нашел слов для ответа, поэтому просто кивнул. Великий Магистр в ответ нахмурился.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросил он.

— Я понял ваши слова так, как понял, сар Оцедон, но не знаю, какой смысл вложили в них вы, — признался я.

Его хмурый взгляд сменился озадаченной улыбкой.

— Я до сих пор не пойму, умен ли ты, сар Лютер, или слишком умен, — усмехнулся Оцедон. На маленьком столике между нами стояли кубки с вином, он взял один и протянул мне. Он словно обращался к публике, хотя в зале не было никого, кроме нас. — Ты самый способный рыцарь, которого приняли в Орден за целую вечность. Твое природное умение обращаться с мечом не уступает дару вести переговоры, а также уму и тактическому гению. Ха, я даже не боюсь говорить тебе об этом, потому что знаю: высокомерия в тебе тоже нет.

Затем он наклонился вперед, заговорщически понизив голос.

— Не Великому Магистру назначать преемника, Лютер, но если я протяну еще несколько лет, пока ты не достигнешь полной зрелости… Признаюсь, я не вижу никого, кроме тебя, кому бы я мог доверить это место.

Это были лучшие слова одобрения и поддержки, которые мне когда-либо довелось слышать. И я много лет спустя доказал-таки его правоту, хотя мое пребывание на посту Великого Магистра было недолгим…до того, как на новую должность Верховного Великого Магистра мы возвели Льва. Но в то время Лев еще жил диким зверем в лесу, и наши пути пересеклись лишь через два года, и у меня не было другого образца для подражания, кроме Великого Магистра Ордена, человека, сделавшего мне такой комплимент.

— Для меня большая честь, что вы так высоко меня цените, сар Оцедон, — сказал я, поднимая бокал с вином. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы заслужить доверие и уважение и других мастеров, и, будь на то их воля, ваше желание обратится в реальность. Но вы не объяснили, что подразумевается под равенством и союзом в послании Ордена.

— По всему Калибану аристократы удерживают власть с помощью военной силы. Без их защиты простой народ уязвим. Рыцари ограничивают и доступ к лучшему оружию и доспехам, и обучение воинскому делу, чтобы укреплять свое господство. Такое положение дел не устраивает Орден: мы считаем, что каждый калибанец имеет право и должен быть готов сразиться с Великими Зверями. Мы принимаем всех мужчин, женщин и детей, которые смогут доказать, что способны и готовы следовать нашим идеалам.

— Это, должно быть, заставит некоторых дворян хорошенько понервничать, — заметил я, и Великий Магистр согласно кивнул.

— Действительно, — с усмешкой продолжил он. — Но Орден не настолько велик, а рекрутов из простого народа не настолько много, чтобы мы действительно представляли угрозу для их власти.

— Но саму мысль, что простолюдины могут стать рыцарями, они ни за что не поддержат, — настаивал я.