Еще через год Эразм в качестве дополнения к этому труду выпустил памфлет, в котором богословский спор оказался круто сдобрен личными выпадами против Лютера. Полемика не затухала до 1533 года, когда базельский мыслитель, перебравшийся во Фрайбург, опубликовал исполненную безмятежной кротости книгу «О восстановлении Церкви и согласия», призывавшую к единству под эгидой Святого престола. Лютеране предприняли против него новую яростную атаку. Эразм им больше не ответил. Он только что закончил новую работу под названием «Подготовка к смерти».
11.
ЖЕНИТЬБА ЛЮТЕРА (1525)
«О лютеранстве, — писал Эразм, — повсюду говорят как о трагедии. Мне же оно больше видится комедией: и тут и там все заканчивается свадьбой».
С тех пор как Лютер причислил монашеские обеты к плотским деяниям, не играющим никакой роли в спасении души, и провозгласил непреодолимость похоти, монахи сделались лишними и никому не нужными; с тех пор, как он объявил священнический сан всеобщим достоянием, а духовное сословие обвинил в узурпации чужих прав, лишними стали и священники. Обет безбрачия, который принимали те и другие, в одночасье превратился в лицемерную папистскую уловку.
К признанию необходимости каждому христианину состоять в браке Лютер шел постепенно. В 1518 году, в «Десяти заповедях» он еще защищал тезис о безбрачии духовных лиц, хотя уже тогда настаивал, что это правило не является божественным установлением. Нарушение этого обета он считал тогда «святотатством, потому что осквернивший свое целомудрие священник оскорбляет Бога, которому принес его в дар. Нарушение обета безбрачия равнозначно осквернению святыни. Однако целибат священников есть скорее церковное, чем божественное установление. Что же касается монахов, добровольно посвятивших себя Богу, а потом нарушивших верность Ему, то для них утрата целомудрия является тягчайшим преступлением». Как видно из этой цитаты, в то время Лютер, несмотря на уроки, почерпнутые из Послания к Римлянам, подсознательно все еще стремился к религиозному совершенствованию путем добровольного личного самоограничения.
Но уже с 1519 года в его речах зазвучали упреки к Церкви, смысл которых сводился к тому, что Церковь, заставляя своих сынов принимать обет безбрачия, ставит их в безвыходное положение. Теперь он уже называл нечестивыми попытки заслужить милость Божью с помощью целомудрия, нищенствования или отправления религиозных обрядов, считая, что оправдание дает одна вера. Тем не менее в этом же году он высказывал по поводу освященного Церковью целибата вполне католические убеждения: «Каждый должен решить для себя, при каких условиях ему лучше всего удастся победить грех и укротить природу. Тот, кто вступает в брак, должен быть готов к трудам и страданиям, свойственным этому состоянию, дабы воздействовать на собственную природу и лучше подготовиться к смерти. Тот же, кто не боится тяжких страданий и хочет как можно быстрее подготовиться к смерти путем несения многих повинностей, дабы скорее осуществить то, что предначертано ему крещением, должен хранить целомудрие и принять духовный сан, потому что принадлежность к духовному сословию, если правильно ее понимать, сопряжена с высшими страданиями и лишениями. Поэтому такой человек скорее сохранит верность крещению, чем тот, кто состоит в браке».
В этом отрывке явственно слышны отголоски мечты о подвигах аскезы, лелеемой Лютером времен послушничества, но впоследствии решительно им отвергнутой. Само монашество он еще расценивает как состояние совершенства и задается вопросом (весьма для него актуальным) о монашеском призвании. Способен ли человек, избравший для себя в жизни эту стезю, навсегда сохранить целомудрие? Все в том же году, рассказывая в одной из проповедей о браке в Кане Галилейской, он утверждал, что Евангелие, рекомендуя целомудрие как непременное условие монашеского существования, оставляет право окончательного выбора свободной воле каждого конкретного человека.