Люций: Безупречный клинок (ЛП)

Нечеловечески высокое, худое андрогинное создание, в блестящем черном резиновом костюме. Оно смотрело на него сверху вниз, осклабившись зубастым ртом.

Существо протянуло руку к Диренку, его плоть была мягкой и бледной, словно молоко. В раскрытой ладони лежала горстка розоватого порошка. Во рту Диренка пересохло, язык стал тяжелым и толстым, когда он попытался выжать из себя вопрос.

— К… кт…

Слова его поглотило тихое шипение, заглушившее все звуки вокруг. Андрогинное существо выдохнуло, мягко выпустив розовую пыль в лицо Диренку. Порошок сыпался перед глазами, казался таким тёплым на фоне холодного воздуха и обволакивал всё тело. По ощущению порошок был подобен шелку и раб расслабленно вдохнул, чтобы впустить розовую пыль внутрь себя.

Он начал задыхаться, как только порошок коснулся ноздрей. Диренк подался вперед, жадно вдохнув столько мускуса, сколько смог. Порошок, подобный тому приносящему блаженство туману на «Бойцовой псине», только вот ощущения стали более насыщенными. Холод вместе со спертым рециркулированным воздухом исчезли, уступив место изысканному тонкому и сильному аромату. Глубокий гул двигателей вместе с музыкальным хихиканьем существа затихли и сладкое яркое щебетание коснулось ушей.

Диренк медленно открыл глаза и моргнул несколько раз, осмотревшись вокруг. Он больше не был слепым.

Он находился в саду.

Мужчина сидел на низкой мягкой кушетке, обтянутой темно-алым шелком. Такой мягкой на ощупь, что казалось, что он утонет в ней. Вздрогнув, он понял, что прижимается к плюшевой поверхности рукой. Рукой, которую, как ему казалось, он потерял во время крушения. Он поднес руку к лицу, восхищаясь и удивляясь своей гладкой, неповрежденной плоти, прежде чем перевел взор на местность вокруг.

А вокруг было сочно и зелено. Цветы набухали на виноградных лозах, буйствуя соцветием пастельных тонов. Струйка воды, не грязные подтёки проржавевших воздуховодов, а сверкающая кристально-чистая вода журчала, пробиваясь сквозь зелень. Растительности в этом маленьком саду было куда больше, чем Диренк видел за всю свою жизнь.

Маленькие фигурки порхали туда-сюда посреди цветов. Их оперение представляло собой всю палитру красок. Они парили с непринужденной грацией, пили нектар, блестящий на цветах, прежде, чем взмыть обратно в воздух и стать размытым пятном мягко взмахивающих крыльев. Именно из крошечных клювиков этих существ и доносилось щебетание. Диренк никогда прежде не видел птиц, а уж тем более не слышал их пения. Его знание об этих созданиях было ограничено несколькими ветхими рисунками и истлевшими томами, которые остались в том месте, что когда–то было библиотеками «Бойцовой псины». Их уничтожали хозяева корабля, когда случайно натыкались на них или сам смертный экипаж, чтобы согреться. Книги были бесполезны для выживания, но теперь Диренк понимал их цену.

Неизвестно, сколько времени прошло, пока Диренк просто сидел и смотрел. Он упивался окружающим великолепием, восторгом, который вызывала у него природа. Он погрузился в свои мысли настолько, что ему потребовалось время для осознания того, что он там не один.

Черно-золотые глаза на ангельском личике с прищуром наблюдали за демоническим миром. Она ненавидела этот мир. Действительно ненавидела.

Посреди прохладного пространства мостика «Диадемы» она сидела на серебряно-ониксовом троне, способным вместить легионера, и вглядывалась в свернувшуюся сферу, занимающую большую часть экрана окулуса.

Она жаждала уничтожить порожденную варпом планету, обрушить на поверхность циклонные торпеды и разорвать континенты ударами разрушающих снарядов.

Рождение планеты украло добычу, утащило «Бойцовую псину» вниз невидимой жадностью, чтобы распотрошить на уродливой поверхности. Она узнала название корабля по крику пушек, ревущих в слабом неповиновении в тот момент, когда они бесполезно обстреливали щиты «Диадемы», пока девочка не вонзила когти в деформированную железную шкуру своей жертвы.

Так должно было быть до появления планеты. «Бойцовая псина» должна была умереть от её руки. Вор заслуживал уничтожения.

Девочка наблюдала за сейсмическим вихрем, разразившимся на поверхности планеты. Идеальные черты её лица исказились от хмурого взгляда. Мир рушился изнутри, его смерть могла затянуться на месяцы или на мгновения, но это не меняло факта саморазрушения. В ране, что создал тёмный властелин всех наслаждений своим рождением, любая мысль могла воплотиться в реальность, но здесь не было постоянства. Самоубийство демонического мира принесло унижение, лишив ребенка даже того поверхностного оправдания, полученного только в том случае, если бы она сама его уничтожила.