Люций: Безупречный клинок

…ощущения пронеслись по всему телу. Зрачки расширились. Растянутая глыба его груди быстро вздымалась и опускалась, пропитывая нечеловеческие легкие пряным металлическим запахом крови полубога. Окровавленный язык подергивался, орошая зубы богатым медным привкусом. Акт пролития крови был совершенным, он был…

…ничем.

Переживание ощущений, когда даже малейшая боль могла бы наполнить его естество наслаждением, теперь являлось лишь отголоском воспоминаний. Воспоминаний о тех временах, когда крики и раздирание плоти, принадлежавшей как и его, так и другим душам, приводили к более насыщенным необыкновенным распутствам, за гранью излишества и здравомыслия. Но те времена уже давно прошли.

Опухшие ямы, некогда бывшие ушами, не реагировали на ничтожное кровопускание, они растянулись для того, чтобы развлечь его разум симфонией.

Десятки вздымающихся лиц, покрывающих стены, истошно завывали в нескончаемых муках. Этих существ, закованных в кандалы мужчин и женщин, королей и рабов, чемпионов и чужаков коснулись сами Тёмные Боги. Все они — убийцы. Все они были обречены на вечные муки. Словно утопая в смоле, они вертелись, вились и крутились в тщетных попытках вырваться на свободу. Плененные души вопили бесконечным хором проклятых и каждый сам завывал Погребальную Песнь своей особенной муки, чтобы слиться в диссонирующей песне страдания.

Сверкающие существа извивались на полу перед троном. Одни из них являлись людьми, другие нет, а были и те, которые когда–то родились женщинами и мужчинами, но отказались от ограничений своей расы, чтобы стать чем–то большим. Они стонали, шипели, царапались, резали друг друга в безудержной оргии, и, каждое их действие было направлено на удовлетворение желания вырвать экстаз из плоти. Их более нежные, пылкие стоны сливались воедино с воем стен. Их песня казалась ему прекрасной и сладкозвучной.

Идеально.

+Хозяин+

После третьего зова края его разорванной пасти раздраженно дернулись. Присутствие иных умов в его мыслях во время утех разожгло ярость в душе. Из горла вырвался тихий звук, напоминающий рычание, как только мечтательное состояние, которым он наслаждался в одиночестве, прервали. Адресант знала, что завладела и вниманием и гневом, посему была краткой.

+Король бронзы и крови показал себя.+

Она говорила словно ангел, голос которого не испортили ни возраст, ни уродство, приходящее с течением времени.

+И поле битвы теперь несет на себе тяжесть того, кто достоин Вечного Клинка.+

Рычание от этого откровения смягчилось и сменилось довольным воркованием.

Под изрезанными полосками губ сверкнули зубы и он расплылся в безумной ухмылке.

Все громче кричали рты, срываясь на отчаянное крещендо. Лица стекали вниз и с тошнотворной медлительностью тянулись к полу, обнажая окровавленные фрески и пропитанные потом гобелены. Подобно пленникам из рыболовной сети, которых тащат на ужин, их несло к сидящему на троне. На мгновение они превратились в груду под ним и задрожали, прежде чем скользнуть вверх и обернуться вокруг мускулистых конечностей и туловища, быстро обретавших форму и очертания.

Мужчина зашипел от боли и удовольствия — желе из связанных душ затвердело и превратилось в части гротескных доспехов, издавая непрерывный оглушительный, трескучий звук в момент, когда лица на поверхности брони вырывались вверх, тщетно завывая. Он внутренне напрягся, одиночество и спокойствие его разума нарушили.

Десятки голосов кричали у него за спиной. Боль, отчаяние, мольба и ярость смешались и наложились друг на друга в черепной коробке — украденные души завыли в его сознании. Они умоляли освободить их, клялись отомстить ему или насмехались над ним в отчаянии, царапались и кололись, звенели в нескончаемом диссонансе проклятых.

Он поднялся. Извивающиеся на полу демоны прекратили свою оргию и в ужасе убежали. Веревки мускулов красного сырого мяса свисали с правой руки. Шипы и крючки вырвались наружу с дергающейся массы, с них стекали слюни блёклого яда, который падал на пол и шипел. Маслянистая плеть растянулась по полу, на мгновение отодвинулась назад и обвилась вокруг правого предплечья фигуры.

Он протянул левую руку и к нему, переминаясь с одного колена на второе, подполз несчастный слуга. Раб издал жалобный, сдавленный звук, его губы задрожали вокруг рукоятки меча, который был вложен в его горло словно в ножны. Хозяин сжал рукоять клинка рукой в когтистой перчатке, не удостоив «оруженосца» даже мимолетным взглядом, что вызвало восторженный вздох на кровоточащих губах у второго.