Люций: Безупречный клинок

Люций ощутил, как голос покидает его, подобно лезвию выскальзывающему из сердца. Он задыхался, набирая полные легкие холодного воздуха. Вечный, хоть и медленно, но пришел в себя, вполне достаточно для того, чтобы услышать мягкие шаги и звуки доспехов ксеносов, приближающихся к двери.

Люция накрыло слабое облегчение. Когда он дрался, убийцы в разуме вели себя тихо. Эльдары вошли в камеру. Двое из них сняли оковы с тела мечника, а остальные, окружив его остриями клинков, повели на окровавленную арену.

Он уже слышал резкую, пронзительную музыку. Тысячи ксеносов пировали над его головой, ожидая кровавой бойни. Люций шёл по коридору, поглядывая на тонированные бронестекла и чернильную воду по обе стороны. Он замечал малейшие движения от силуэтов внутри, намекавших на то, что они живы. На поверхности воды возникали пузыри.

Двери лифта арены распахнулись с невероятно тихим шепотом машины ксеносов. Надзиратели Люция проводили его в центр подъемника и удалились. Крики нарастали по мере того, как он приближался к арене.

Зловредные огни вспыхнули над ним, как рассвет сквозь ядовитую бурю. В запутанном орбитальном амфитеатре толпились ксеносы, вопя от жажды крови и наслаждения. Ненависть и оскорбления полились на Люция, но не без чего–то нового. Что–то таки исходило от них все больше и больше, с каждой его победой.

Страх.

Подъемник замедлил ход и остановился, перестраиваясь вместе с каменным полом, словно всегда был его частью. Люций шагнул вперед. И, как всегда, его первой мыслью было найти клинок. Его плеть распуталась, это движение далось ему так же легко, как разминка конечностей.

Глухой хруст отразился от камня позади Вечного. Еще один удар последовал прямо перед ним, следующий — слева. Звук ударов раздавался вокруг мечника, перекрываясь коротким тарахтящим треском железа о камни.

Люций присел на корточки. У него не было времени искать клинок. Ему придется воспользоваться тем, что несут новые противники, после того, как он заберет оружие с их трупов. Вечный выпрямился и расслабил спину. Этот звук он знал так же хорошо, как биение своих сердец.

Сгорбленные хищные силуэты материализовались из пыли. Они покачивались из стороны в сторону с грацией, не соответствующей весу грохочущих ранцев на спинах. Люций услышал тихий шорох плаща из человеческой плоти, разрезанного так, чтобы походить на перья.

Последний из Орлиных Королей возник перед ним, ведя за собой оставшихся рапторов культа Рипакс.

— Братья, — поприветствовал Люций Виспиртило и его хищников, — мне так приятно снова вас увидеть.

Восторженные крики зевак усилились, несмотря на предательство, которое они совершили против чемпионов своей расы. Подобно теням, опускающимся вместе с закатом солнца, эльдары двигались от укрытия к укрытию стремительными прыжками, потоком мелькающих кинжалов и зазубренных боевых доспехов. Люций отогнал бесконечный крик как можно дальше от своих собственных мыслей, фыркая из–за крови, текущей из носа и неизбежно капающей в пыль. Он усмехнулся, раскинув руки перед своими товарищами из Когорты Назики.

— В каком прекрасном воссоединении нас здесь собрали, братья мои. Давайте же покажем им всю серьезность их ошибки.

Композитор почти дошел до вершины своей башни, когда ощутил, что поле Геллера «Диадемы» погасло. Сила колдуна без барьера выросла. Он напряг своё сознание, вглядываясь в бездонную тьму в поисках той силы, что приведет их в Тёмный Город.

Это заняло всего лишь несколько секунд.

Колдун схватил и встряхнул Диренка. Крики отчаяния лишили раба голоса. Теперь только влажное дыхание пробивалась сквозь сжатые зубы. Раб крепко зажмурил глаза, и поэтому не увидел сверкающую булавочную головку света в том виде, в каком та материализовалась — крошечное отверстие, пробитое в завесе.

Композитор остановился на вершине башни и вздохнул. Прекрасно было ощущать то, как рожденный в небытии прорывается сквозь пёстрые мысли колдуна, приближаясь и становясь всё ярче.

— Я могу забрать твою боль, — прошептал Композитор, глядя на Диренка сверху вниз, пока свет ослеплял их, — все страдания, которые ты перенес, будут стерты. Ты хочешь, чтобы я забрал их?

Диренк ещё сильнее съежился. Его сердце словно разрывалось на части, отчаянно терзаемое вновь проснувшимся голодом. С тех пор, как он впервые попробовал амброзию — казалось это было вечность тому назад на борту «Бойцовой псины» — она захватила тело и разум. Наркотик вцепился в него так крепко, что Диренк уже не мог вспомнить себя до него. Вспомнить то, каково это не ощущать опустошающую ломку, подобную яме, которую никогда не заполнишь. Он забыл, что чувствовал, он помнил только то, что эти чувства у него были.

Все существа испытывали голод — постоянное напоминание о смерти. Цветущая бездна внутри всего живого, которая подтверждает, что только взяв извне и пожирая внутри, мы сможем расширить нашу спираль. Голод испытывают все, кому суждено умереть. Когда они питаются, они постоянно дают взятки, дабы оттянуть приход смерти.