Люций и Эребус (СИ)

Разговаривая, оба проверяли ремни безопасности, которые удерживали их на облучке громоздкого экипажа.

— Ну что, отправились в дорогу или сначала снеговую корку уничтожим? — спросил Люцифер. — И так еле держится из-за местных вулканов. Вон, перешеек один растопился, еще одна большая ледышка готовится выйти в дрейф.

— Всё-то вы, мессир, о конце света хлопочете! Одного потопа вам мало? Подождем, однако, пока здешние постояльцы до нефти не доберутся или до всяких полезных ископаемых, а там и припугнуть чуток будет нелишне. Чтобы твердь не очень буравили, а то ведь вся планета Земля стала как сырная корка. Перед Ним Самим стыдно.

На этих словах Владислав тряхнул вожжами, лихо свистнул и крикнул:

— Эй, залетные!

И упряжка из восьми огромных крылатых котов с почти человеческим выражением на мордах слегка напряглась, чтобы сдвинуть остров Лапуту с угретого места, а потом стройно двинулась вперед, ввысь, заложила крутой вираж над Эребусом и понеслась в направлении к экватору, всё убыстряя ход и попутно роняя на зеленеющую гряду Трэмвэй пышные охапки ярких весенних цветов.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Этот рассказ был написан под двояким впечатлением: во-первых, прелестных акварелей питерского художника В. Румянцева с котами и ручными сфинксами, во-вторых, сонетом Ш. Бодлера «Кошки», анализ которого лег в основание структурной лингвистики, причем сонетом в переводе Георгия Шенгели. Этот перевод в целом куда более соответствует содержанию рассказа, однако в «поворотной» строфе, служащей эпиграфом, слово «Эреб» переведено Шенгели как «Ад», а это сразу бы изменило концепцию. Беру на себя смелость привести здесь весь текст Шенгели, взятый из эссе Г. де Мопассана о кошках:

Любовник и мудрец, дотягивая дни,

Равно влюбляются, в томленьях неизбежных,

В сокровище семьи — в котов, больших и нежных,

Что домоседствуют и зябнут, как они.

А те, познанию друзья и сладострастью,

Полночной тишиной и жутью дорожат;

Их погребальными б избрал конями Ад,

Когда б надменность их склонилась перед властью.

Во сне привычно им то благородство поз,

Что сфинксы выбрали, дремля в песках забытых,

В объятьях призрачных и беспредельных грёз;

Снопы волшебных искр в их чреслах плодовитых,

И блестки золота, как самый тонкий прах,

Звездятся, зыбкие, в таинственных зрачках.

Прогулка со сфинксом (В. Румянцев — с благодарностью!)