Я покосилась на Янтаря, который был в поле моего зрения, глядя на Нефрита так пронзительно и умоляюще, что мне становилось только хуже с каждой секундой… если бы губы Янтаря не дрогнули в улыбке, и солнечный взгляд полыхнул восторгом и мальчишеской радостью, словно он кричал своими яркими глазами:
«Вот это мой брат! Да!»
— А что этот яд оказался в доме Полярных?
— Нет.
Улыбка Янтаря стала еще шире, и боль в моей душе начала сворачиваться в клубок, чтобы дать место хрупкой надежде на радость.
— Ты видел своего отца в последнее время?
— Нет.
— А кого-либо их тех Кадьяков, что поддерживали его?…
— Нет.
Янтарь издал победный клич, хлопнув в ладони, отчего вздрогнули все, начав улыбаться неловко и осторожно, словно боясь спугнуть нашу удачу и великую радость. когда Мия прикрыла глаза, из которых потекли крупные слезы.
— Ты хотел бы кого-нибудь отравить?… — я даже не знала, о чем именно нужно было спрашивать, растерявшись, когда Нефрит вдруг тихо рассмеялся. запуская руки в свою идеально уложенную шевелюру и улыбаясь широко и как всегда обольстительно:
— Определенно да! Те Гризли, которые спалил мой утюг и фен должны понести наказание за содеянное!
В этот раз рассмеялся даже Лютый и Север, что уж говорить про Янтаря, который как обычно громко хлопнул себя по коленям, что-то возбужденно и радостно рыкнув на своем языке, и ломанувшись с упертостью лося, объевшегося поганок к своему брату, чья невиновность теперь была совершенно очевидной. чтобы сгрести его своими ручищами в медвежьих объятьях.
— Боги! Чуть заворот кишок с вами не заработал, братья! Пусть в следующий раз сразу начинает допрос Золотинка, не дожидаясь, пока мы все поседеем на радость Короля Полярных!..
— Пусть такого следующего раза вовсе не будет! — покачал головой Лютый, улыбаясь впервые в жизни так широко и открыто, обхватывая меня руками сзади и буквально дотащив до совместных горячих объятий, где мы с Мией рыдали и подвывали в унисон друг другу, припав к груди Нефрита и чувствуя на себе его осторожные сильные руки, а Север, Лютый и Янтарь, обнимали нас сверху, отчего мы с Мией словно оказались в самом кратере проснувшегося вулкана — так было горячо и вместе с тем уютно и безопасно.
— прости меня, брат, прости, если сможешь… — шептала я. уткнувшись в рубашку Нефрита, которая расползлась на его груди от наших объятий, обнажая идеально гладкую светлую кожу, которая стала влажной от нашей с Мией слез, чувствуя, как Бер склонился надо мной, целуя в щеку меня и Мию, и прижимая к себе сильнее:
— За что простить, дорогая? Ты не сделала ничего плохого.
— Но то, что я думала…это просто чудовищно и…
— Ты страдала от этого, сестра. Ты мучилась и не находила себе места. Мне не за что тебя винить. Даже не думай об этом, прошу…
Я не знала, смогу ли успокоиться и простить себя сама за то, что в моей голове была даже маленькая капелька сомнения в отношении того, кто был частью моей семьи. Кого я любила. И кому должна была доверять так же безмерно и совершенно, как крошка Мия, чья ладошка нашла мою руку, сжав осторожно и поддержвающе, когда мы вздрогнули все вместе от раскатистого знакомого и громогласного голоса:
— Это что тут за коллективное рыдание? Если бы знал, что будет столько радости от моего прихода, сделал бы это гораздо раньше!
Не удержавшись, я хихикнула сквозь слезы, запрокинув гопову вверх и слыша, как Лютый издал недовольный стон, весь скривившись и пробормотав:
— Боги! Вот только тебя здесь для полного счастья не хватало!
— Так вот я и пришел! Теперь хватает всего! — пророкотал довольный Ледяной, заинтересованное и лукавое лицо которого показалось сверху над плечами Беров, когда он с интересом рассматривал нас, рыдающих и смеющихся одновременно, — А чего вы тут делаете? Почему обед еще не готов? Да отцепитесь вы уже друг от друга! Где моя Козявка?…Дочка, ты там жива?…
Огромные Беры расступались, посмеиваясь и не торопясь объяснять Отцу, что здесь произошло, давая нам с Мией вздохнуть свободно и ощутить теплый воздух кухни, а не горячий аромат огромных мощных тел.
Вот только оказавшись без нашей волосатой «крепости», мы с Мией взвизгнули одновременно, утыкаясь лицами снова в грудь Нефрита и прозрачно краснея, потому что Педяной стоял среди кухни совершенно обнаженный, и ни капли не стесняющийся этого факта.
— Ваше Морозное и Ледяное, — усмехнулся Нефрит, хмыкнув, и закрывая нам глаза своими широкими ладонями, от которых пахло так приятно.
— Чего?
— В нашем доме принято одеваться, когда переступаешь через порог.
— Ага….а штаны с собой приносить надо было? — забавно было слышать легкую растерянность в голосе, который всегда звучал, как симбиоз рокота морских вол и грома от молота Тора.
— Штаны для всех лежат при входе на тумбочке, стопочкой, — я не могла видеть из-под ладони Нефрита лица Севера, но судя по интонации голоса, Бер улыбался.
— Ну все, понял! Не тупее паровоза!.. — босые ноги зашлепали по полу по направлению из кухни в коридор, — Дочек отпустите уже! Пусть огонь разводят! Отец обедать пришел, у вас еще рыба не чищена!
— Боги! Какая рыба, пап?…