Лютый: чужая Моя

Взглядом обжигает быстро, но кажется успевает рассмотреть всё: никуда не пропавшие следы побоев на моём лице, следы пальцев нападавших на моих руках, ногах, короткость/длину его футболки, глубину горловины, прозрачность светлой ткани. – Я понял, что у тебя там какая-то диета, зелень нужна, фрукты, но это всё, что нашёл, – как бы винится. – Но не думаю, что если раз нарушишь график, случится что-то непоправимое, – жуёт слова. – Да и… тощая ты. Тебе бы наоборот набрать без скромности килограммов десять! – Чешит затылок, опять пробегаясь по мне задумчивым взглядом, будто прикидывая, не ошибся ли с расчётами.

Даже улыбку вызывает:

– Спасибо, Вы…

– Ты! – поправляет автоматом Лютый, хмуря брови.

– Ты… очень любезен. Этого более чем, – благодарно изучаю яства, чтобы не краснеть ещё больше от внимания мужчины. – Но я, наверное, лучше пойду, – обхватываю себя за плечи.

– Я вообще-то не гоню, и в душу не лезу, – Лютый с неудовольствием косится на телефон, брякнувший на столе, возле его руки. Берёт. И пока изучает входящее СМС, на кухне висит молчание. – Дело твоё – бежать, перекантоваться у меня, – продолжает, только завершает читать. – Я редко бываю дома и ненадолго. И сейчас мне уже пора по делам, – неспешно встаёт из-за стола. – Так что… – выглядит уверенным в себе мужчиной, внезапно попавшим в странную жизненную ситуацию. – В общем, если хочешь… – ступает ко мне.

– Это очень мило с твоей стороны, – торопливо, почти истерично киваю, едва не размазавшись по стене, потому что пытаюсь избежать близости с этим огромным мужчиной. А он, как нарочно, останавливается возле… так близко, что дышать страшно.

В голове отчаянно бьются испуганные мысли. Коленки дрожат. Таращусь во все глаза на Лютого – он мрачно на меня.

– Наверное я тоже пойду.

– Куда?

– Ну… и у тебя нельзя. Это ненормально, если тебя нет, а я тут…

– Нормально всё! Буду к вечеру. Куплю еды и шмоток, тебе всё равно не в чем идти, – подмечает резонно, намекая на его футболку на мне.

Я в раздрае – что делать, как быть. Нерешительно мнусь у стены в коридоре и смотрю, как Лютый быстро одевается.

Я ещё в смятении и уверена, что нужно уйти, но Лютый вновь настаивает:

– Не уходи, – его голос совсем становится шершавым и низким. Таким бархатным, что по моей коже от частоты его тембра бегут щекотливые мурашки.

– Если у тебя проблемы скажи. Чем смогу – помогу! – вот так просто, но взглядом пожирает.

– Спасибо, но я… – во рту сухо, облизываю губу и этот жест привлекает Лютого. Он подступает ближе, да так, что вышибает из меня воздух.

Вроде не подпирает, но я едва в сознании от страха. Впервые не зажмуриваюсь – смотрю точно под гипнозом в его дивные травянистые глаза, и жадно наблюдаю, как они темнеют всё сильнее.

Вздрагиваю, когда касается моего лица. Осторожно кончиками пальцев, затем нежно ладонью ведёт по скуле до уха, заправляя прядь, выбившуюся из общей массы волос.

И этот жест кажется удивительно не подходящим для такого крупного и сурового человека, вызывающего неконтролируемый страх перед его мощью и опасностью.

Идиоткой стою, не дышу… не шевелюсь… в ужасе! В ожидании не пойми чего, но чего-то страшного и болезненного.

Но Лютый вновь касается… в этот раз большим пальцем скользит по нижней губе к уголку. Суживает глаза, всматриваясь в рану, которая немного затянулась, по-прежнему щиплет.

Я на грани обморока.

Сердце лихорадочно бьётся: сильно, громко, как очумелое, и я почти глохну. Почти слепну от волнения и страха.

– Нужно помазать, – охрипло роняет Лютый, и теперь его глаза уже почти черные… И всё такие же нереально красивые… в обрамлении веера бархатно смоляных ресниц.

Лютый вообще обладает незаурядной внешностью. Смуглая кожа, суровые черты лица, которые с натяжкой назовёшь правильными и стандартно красивыми, но потому он и приковывал взгляд: высокие скулы, четкий контур губ, крупный нос, густые брови – необычно и хищно!

Он завораживает! Особенно его дивные, чуть раскосые, зелёные… скорее травянистые, глаза, которые в момент задумчивости или, вот, как сейчас, темнеющие до непроглядной черноты.

Высокий, мощный… Я бы его назвала гигантом и качком. Особенно в сравнении со мной, с пяти лет стоящей возле балетного станка. Но больше всего меня в нём восхищала и пугала его энергетика – энергетика сильного, властного, смертельно опасного человека, способного свернуть противнику шею или голыми руками снести стену.

На этом мысль ускользает – Лютый со сдавленным выдохом, словно и в нём что-то ломается, переступает черту, которую себе разграничила для него. Но делает это без порывов и грубости. Тяжело дышит, пилит меня помутневшим взглядом, словно прося разрешения, а потом целует. Осторожно в этот самый уголок рта, который зудит и щиплет.

Продолжаю стоять, как вкопанная – хорошо, хоть стену подпираю, а так бы рухнула от волнения: голова кругом, перед глазами свето-карусель.