Лютый гость

«Скорее всего, так и есть, – подумал Вилли огорченно, – но лучше было бы все же знать наверняка… Доктор Шольц кажется добрым и разумным человеком: нужно будет, пожалуй, спросить его об этом, после того как он прочтет, „что они там понаписали“».

А вечером, после отбоя, произошла одна очень странная вещь. Поговорив с воспитанниками о том о сем и рассказав им на сон грядущий одну из бесконечных своих историй, сестра Эдит ненадолго отлучилась и, вернувшись, протянула лежащему в постели Вилли кружку теплого травяного чаю.

– Выпей, малыш, – сказала она грустно. – Напиток успокаивает, улучшает сон и убережет тебя от новых травм и ссадин. И палец не будет так болеть.

Вилли опешил:

– Это… чай?

– Можно и так сказать. Отвар. Если ты будешь спокойно спать, то тебе не придется бродить во сне в поисках приключений. Многие из них, мальчик, ничего хорошего не приносят, поверь мне.

Голос сестры был ласковым и проникновенным. В нем слышались искреннее участие и неподдельная забота. Она сама заварила этот травяной чай, желая помочь своему новому подопечному, и несла его ему через весь монастырь, из самой кухни! Ну, разве это не удивительно?

Этот поступок чудной монашки вызвал непомерное изумление интернатских воспитанников. Сев в своих постелях, они все как один – ну, может, за исключением Шорши – раскрыв рты, наблюдали за невиданным доселе действом. Неужели одной из датских ключниц Господь и впрямь даровал доброе сердце? Может ли такое быть? Многие мальчишки не первый год находились под монашеской опекой, но ни о чем подобном и слыхом не слыхивали.

Сначала Вилли стало неловко, он боялся выглядеть смешным и даже попытался оттолкнуть от себя кружку, но, увидев добрые, печальные глаза сестры Эдит, постеснялся ей прекословить и выпил терпкий зеленоватый отвар. Минутой позже он почувствовал, как приятная усталость разлилась по всему телу, налив теплым свинцом ноги и голову. Вилли уснул, улыбаясь незнакомому ощущению, и спал как никогда спокойно и без сновидений.

На третий день, после завтрака, сестра Ойдоксия сообщила Вилли, что доктор Шольц вызывает его для перевязки. Смерив его злобным взглядом, она процедила:

– Понятия не имею, чего это ему вздумалось цацкаться с тобой из-за каких-то ничтожных царапин! При случае я обязательно поговорю об этом со старшей воспитательницей, а сейчас живо выметайся отсюда и отправляйся прямиком к доктору!

Вилли быстро кивнул и попытался выскользнуть за дверь, но был остановлен новым окриком монахини:

– И упаси тебя бог, оборванец, не явиться пред мои очи сейчас же после приема! Если я узнаю, что ты шлялся по улицам, то можешь заказывать по себе панихиду! Тогда ты проклянешь свою несуразную мамашу за то, что она произвела тебя на свет!

С «несуразной мамашей» Вилли был полностью согласен, к угрозам же сестры Ойдоксии отнесся философски – кровожадность безобразной старухи была всем известна.

По улицам городка он нарочно шел медленно, наслаждаясь утренней прохладой и относительной своею свободой.

У доктора Шольца ему пришлось подождать, но он нисколько не расстроился, с интересом разглядывая забавные медицинские картинки на стенах и двух суетливых медсестер, что заискивали перед пациентами и тявкали друг на друга за ширмой. Пахло лекарствами, йодом и краской, от длинного радиатора-гармошки струилось приятное тепло, и Вилли, разморенный и притихший, чуть было не задремал на краешке скамейки.

– О! Господин Кай! – вывел его из сонного состояния веселый голос пожилого врача. – Очень хорошо, что вы пришли, мой милый, просто прекрасно! Ну, проходите же в приемную, хватит вам тут нежиться!

Доктор Шольц паясничал, но беззлобно. От его позавчерашней насупленности не осталось и следа, и он явно пытался прибаутками расположить к себе своего тощего, измученного на вид пациента. Рука врача, которую умудренный опытом Вилли пожал своей левой, была такой же теплой, как радиатор в комнате ожидания, и парнишка вдруг почувствовал доверие к этому пожилому добродушному человеку.

Доктор Шольц плотно закрыл дверь в кабинет и, указав Вилли на стул, сел напротив него. Шутливый тон его вдруг куда-то делся, врач разом посерьезнел и, взяв со стола пачку каких-то бумаг, потряс ею перед лицом юного пациента, словно прокурор неопровержимыми уликами.

– Вчера я прочел больничную выписку и просмотрел все, что мне удалось найти о твоем случае. Очень любопытная история, должен заметить! Представляю, сколько удовольствия получили монашки, читая эту несуразную заметку в «Фильсхофенском листке»… Твое снохождение, которого, впрочем, в больнице никто не засвидетельствовал, уже само по себе довольно интересно, а то, что произошло с твоей матерью, и вовсе очень странно.

– Почему? – прошептал съежившийся на стуле Вилли. – Почему странно?