Лютый остров

– Так и было, – сказала Медовица, отводя взгляд. – Я молодая была, Орко... я... думала, что довольно мне будет заполучить эту силу – и все, о чем может мечтаться, сама себе наворожу.

– А что же Иволга? Ты и ее научила алчности этой?

– Нет. Думается мне, такому и научить нельзя – оно или есть в тебе, или нету... Она не из алчности черпает силу свою. Может, подольше меня продержится – на твоей-то вере.

– Пока я жив, вера моя в нее крепка. А не станет меня – потом что?

– Ох ты, горе мое, – засмеялась вдруг Медовица – тихо, измученно. И положила руку ему на плечо. – В нее будет теперь кому верить. Может статься, что и уже есть.

Снизу, со двора, донесся петушиный крик, потом другой, третий. И почти тотчас загудел, зашевелился Орешников дом – поднимались дворовые, потягиваясь, перекликиваясь, шли навстречу новому дню. И только хозяева этого дома сидели в тени, не зная сами, где они, в каком дне – во вчерашнем или завтрашнем.

– Ты говорила, что мужская вера питает женские чары. Но ты же первой девкой в Кремене была. На тебя любой бы молиться стал, стоило тебе только улыбнуться ему. Так отчего же... зачем... почему...

– Почему я захотела только тебя? – улыбаясь, закончила за него Медовица. И когда он кивнул, засмеялась снова, качая поседевшей своей головой. – Потому что любила я тебя всегда, глупый. Я оттого и пошла за тебя, что всегда любила. Добро, довольно наговорились уже. Ляг пока, отдохни. А я пойду тебе принесу парного молока, а то ходил два дня незнамо где, гляди, как бы вдруг не простыл.

И пока Орешник смотрел на нее – так, словно не видел никогда прежде, будто явилась она ему впервые то ли в яви, то ли во сне, молодая, статная, слепящая глаза силой и красотой, – Медовица встала, задержав ладонь на его плече, и повернулась лицом к окну – тоненькая, как в юности, золотящаяся фигурка в рассветных медово-желтых лучах.