Лютый зверь

И зачем им походная жизнь, полная лишений и опасностей, коли они могут себе позволить гулять сколько душе угодно? Закончатся деньги — не беда, выскочили на большую дорогу — и снова вольная жизнь. Эти настроения пока удавалось сбить заверениями, что вольготное житье начнется с приходом холодов и никак не раньше: дескать, обложатся запасами и залягут в свою берлогу. Ну и личный авторитет тоже имел немалое значение. Вот только слова Звана говорили о том, что настроения среди парней гуляют не очень хорошие. Они нынче не те увальни, что были при первой встрече, самомнение их стало куда как выше, а после нескольких налетов да пары трактирных потасовок с фряжцами появилась уверенность в себе и своих силах. Сложно становилось удержать их в узде, но пока вроде все нормально.

С лошадьми и рухлядью оставили двоих, не дело скакать десятки верст с добычей на руках, она только лишний раз будет сковывать отряд, а им сейчас нужна мобильность. Вообще-то Виктор не стал бы брать иную добычу, кроме денег и драгоценностей, то есть то, что имеет компактные размеры, но лишний раз нервировать людей все же не стоило.

Следующую карету взяли с той же легкостью. Возвращались кружным путем, так что сумели на рассвете посетить одинокий постоялый двор, который ограбили подчистую. Обчистили и находившихся на постое двух дворян, сопровождавших знатную девушку, а также пассажиров почтовой кареты, остановившихся там на ночевку. Вообще-то коней становилось уж слишком много, поэтому атаман повел людей прямиком к их товарищам, которые встретили их радостным гомоном. Это же понимать надо, четырнадцать каретных лошадей, деньжищи огромные, а еще и иная добыча.

Как всегда, определили трофеи на хранение, вот только лошадей пристроили в деревне, подальше от постоялого двора, договорившись со старостой. Незачем привлекать излишнее внимание. После этого отправились в уже знакомую таверну, где обитали милые и податливые девахи из соседнего селения, которые обрадовались появлению щедрых клиентов. И то верно: парни не скупились и оставили о себе хорошую память, не то что прижимистые и расчетливые местные. Про заезжих иностранцев говорить и вовсе не приходится, а тут гулянка, при случае — с мордобитием и прочими прелестями.

Хозяин заведения упорно считал, что это наемники. А кто же еще? Вооружены до зубов, по повадкам — бойцы знатные. В прошлый раз с ними попытались было сцепиться наемники из охраны проходящего каравана, так получили на орехи с просто-таки поразительной легкостью, хорошо хоть только синяками и ссадинами отделались. Неизвестно, кто решил нанять славен, это не его дело, но парни вроде пользовались спросом, во всяком случае монета у них водилась. А откуда бы ей взяться? О разбоях в окрестностях ничего не слышно.

Когда пришла пора собираться, народ несколько заволновался. Вообще-то Виктор если и ожидал чего-то подобного, то от Звана, но тут прорезался голос у Ноздри, прозванного так за рваную ноздрю, что говорило о бурном прошлом и, чего уж там, неудаче, постигшей его в свое время, когда он свел знакомство с палачом.

— Атаман, а к чему нам дразнить гульдов? Пусть лучше успокоятся, тогда добыча будет пожирнее, а то разворошили муравейник. Ладно бы только в одном краю пошумели. Теперь туда лучше не соваться. Деньги в достатке, нам здесь рады, бабы, выпивка, еда, никто нас здесь искать не будет, чего будить лихо, а, братцы?

— Ноздря, ты стал атаманом? — Сказано вроде спокойным тоном, со слегка вздернутой бровью, но отчего-то не по себе от того голоса и вперившегося в упор взгляда.

Настолько не по себе, что народ подался назад, словно желая сказать — мы не с ним. Растерявшийся Ноздря огляделся по сторонам, словно ожидая поддержки. Все верно, первый взгляд — на Звана, без него тут никак не могло обойтись. Вот только он выставил вперед этого оболтуса, явно подольстившись и припомнив как заслугу тот факт, что Ноздря прошел через руки палача, а это ставит его на голову выше остальных. Выходит, решил прощупать почву, посмотреть, как поведет себя ватага, но сам высовываться не стал, подставил другого. Ну и что теперь делать? Людей терять не хотелось, в них вложено слишком много труда и надежд на них возлагалось не меньше.

— Н-нет, — сумел промямлить провинившийся. Он сразу же утратил весь апломб, едва понял, что его никто не поддержит.

— Что «нет», Ноздря?

— Не атаман я.

— А мне показалось, ты решил занять мое место, а ведь у меня с вами уговор на пять лет. Я тебя, паскуду такую, кормил, учил, снарядил, сделал из мяса — бойца, чтобы ты сейчас выказывал мне свое неповиновение и людей на бузу подбивал? Вы все ходили в рванье, грязные, ободранные, полуголодные, баб не видели месяцами. Вас было две дюжины, но могли ли вы напасть на караван, охраняемый хотя бы десятком наемников? А теперь вы хотите указывать мне, как быть?

— Атаман, да ты чего?

— Мы-то тут при чем?

— Да это он сам!