ЛИВИЯ, или Погребенная заживо

Феликс вдруг почувствовал искреннее восхищение. Значит, Блэнфорд перенес эти пытки в подпольной венерологической клинике с клизмами и писсуарами, где по стенам развешаны жуткие плакаты. Там изображены все возможные последствия, ну, если пренебречь презервативом. Все-таки его друг настоящий герой!

— Наверно, это было ужасно, — проговорил он с неожиданной теплотой.

— Да уж, — кивнул Блэнфорд, не без гордости, — ничего хорошего.

Они переходили с улицы на улицу, двигаясь от стоявшего на взгорке здания Ратуши вниз, к древним средневековым стенам, за которыми сразу же открывался вид на стремительную Рону. Свет Вильнёва на высоком мысу — вот и всё; а кругом — могильная темень, и сквозь медленно движущиеся клубы тумана изредка пробивается свет нескольких звездочек. Феликс прихватил с собой фонарик, но почти его не включал. Звук их шагов на пустых улицах казался таким одиноким… он возникал будто сам по себе, ведь фигуры приятелей были совершенно невидимыми. Городские фонари встречались редко и были скорее приятным сюрпризом. А на последних двух улицах, которые надо было пересечь, чтобы попасть к Рикики, царил глухой мрак; тротуаров тут давно не было, а уцелевшие на мостовой булыжники были скорее опасны, чем полезны для пешеходов. Канализации как таковой не существовало, и ароматы были соответствующие. Дом Рикики стоял на углу, в cul de sac,[130] и вход был только с улицы. Вокруг — кучи хлама: сломанные стулья, осколки мрамора, куски жести, спутанные провода и прочий мусор. Уцелевший дом, напоминал последний уцелевший на челюсти зуб во рту; зияющие пустоши по обеим сторонам зарастали сорной травой, в которой торчали кое-где остатки кирпичных стен. Из окна лился на черную улицу желтый зловещий свет, однако в коридоре было темно, судя по черному окошку над дверью.

Королевского экипажа — Блэнфорд окрестил его «Тыквой принца» — не было видно. Но принц мог отослать его в платную конюшню, где чистили и кормили лошадей. А сам мог поехать в другое заведение — хотя в городе насчитывалось немного столь же популярных борделей, тем более пользующихся поддержкой властей. А к Рикики власти относились лояльно, ведь она еще держала пансион для жильцов и была (невероятно!) приемной матерью для многих бездомных и брошенных деток. Тем не менее, отношение к Рикики было настороженное, все-таки хозяйка дома терпимости и водит дружбу с цыганами. Многие называли ее «творящая ангелов», так как детишки, отданные ей на попечение, были нежеланными и очень скоро отправлялись на небеса, чтобы составить компанию тамошним ангелам — такие ходили слухи. Но все неприятности она улаживала с помощью взяток, которые давала наличными или натурой, впрочем, в любом случае мелкие чиновники и полицейские часто к ней захаживали.

Итак, двое приятелей шагали по улицам неспокойного квартана с вполне понятной опаской, хотя Феликс пару раз принимался даже что-то насвистывать, чтобы приободриться.

Наконец они остановились у дома Рикики, и Блэнфорд робко постучал в дверь костяшками пальцев. Однако никто не отозвался на этот негромкий зов — не вспыхнул свет, не зазвучали голоса. Невеселое ожидание затягивалось. Феликс подобрал камень и постучал более настойчиво, хотя ему очень не хотелось поднимать тут шум среди ночи. Что если бы окна открылись и оттуда посыпались бы страшные ругательства? Они бы бросились наутек, как кролики. Но никто даже не выглянул; из-за двери не доносилось ни звука, и это было очень грустно. Раздосадованный Блэнфорд ударил пару раз ногой, но поскольку на нем были теннисные туфли, это мало что дало. Молодые люди подождали еще, потом опять настойчиво постучали, но безрезультатно. Тишина и покой снова наполнили темноту, и их нарушали лишь аисты в своих неряшливых гнездах, устроенных на городских стенах. Где-то — не очень далеко, хотя казалось, что на другом конце света — очередной час пробили часы, хотя трудно было сказать, который именно.

— Надо же, ни звука, — потерянно прошептал бедняга Блэнфорд. — Но должен же там кто-то быть.

Они побрели прочь, Феликс включил фонарик, его луч выхватывал из тьмы кучи мусора, и в какой-то миг уперся в руины соседнего дома. В уголочке были свалены пустые жестяные бочонки из-под оливкового масла, и они подсказали ему великолепную идею. Он подкатил один по заросшему мхом пятачку земли к стенке под единственное освещенное окно, перевернул этот бочонок, после чего залез на него, очень медленно и очень осторожно; не хватало еще рухнуть и сломать себе шею, а потом валяться тут, среди битых кирпичей и прочей дряни. Наконец ему удалось удержать равновесие и, прижавшись к стене, Феликс заглянул внутрь.

— Здесь у них уборная, — полушепотом доложил он. — Они не выключили свет, и дверь открыта. — И потом с судорожным вздохом вдруг выкрикнул. — Господи! Вот они где, голубчики! Вы только полюбуйтесь на старину принца!