Ливонский поход Ивана Грозного. 1570–1582

Мало того, вместе с письмом Баторий послал Иоанну сочинения, изображавшие московские нравы в непривлекательном виде, и жестокость царя самыми яркими красками[705].

Вместе с тем он спешил доказать правоту своего дела силою оружия. Надежды его на счастливый исход борьбы все более и более оживлялись, так как армия, хотя и медленно, однако увеличивалась. В Полоцке представлялись в прекрасном виде отряды слуцкой княгини, белгородских Татар, Бонера, накельского каштеляна и познанского подкомория.

21-го июля Баторий из Полоцка двинулся в Заволочье скорым маршем, проезжая в день по восьми миль. Ехать пришлось, как и прежде, через обширные леса, но теперь без всяких затруднений, ибо дороги была исправлены, через реки перекинуты мосты, а в болотистых местах устроены гати[706]. Жизнь Батория во время пути отличалась поразительной простотою. Свита его состояла из нескольких лиц, обозного и подскарбия. На ночлег разбивали ему небольшой шатер, в котором не было ни скамьи, ни стола. А когда приходилось подавать королю пищу, устраивались наскоро импровизованные стол и скамейка из кольев, которые вбивались в землю, и досок, которые клались на колья. Ковра не было и в помине. Вместо матраца клали королю на ночь или тогда, когда он хотел отдохнуть, березовые листья и хворост[707]. Так он доехал до Заволочья, беспокоясь только о том, что солдаты слишком медленно собираются. Особенное нерадение выказывали в этом отношении Литовцы, полагаясь на то, что путь им недалек, или отговариваясь тем, что не было денег на снаряжение[708]. Но 28-го июля жмудский староста Ян Кишка представил королю отряд в 300 всадников, хорошо одетых и вооруженных.

В Заволочье Баторий устроил военный совет, чтобы определить окончательно цель похода. Предстояло, собственно, решить только альтернативу, направляться ли к Новгороду или к Пскову. Завладеть тем или другим пунктом значило принудить врага к принятию условий мира таких, какие именно были желательны для Батория. Идти к Новгороду было невыгодно или даже опасно по следующим соображениям. Путь к нему лежал дальше, чем к Пскову, а потому с большим войском и тяжелою артиллериею достичь его было гораздо труднее, и, во-вторых, отступление от него, в случае неудачной осады, весьма опасно, ибо в тылу армии не было поблизости ни одной крепости[709].

Итак, решено было идти к Пскову. Невдалеке от него, на расстоянии не больше 16 миль (non amplius miliaribus sedecim), находилась крепость Воронеч, принадлежавшая уже Баторию; поэтому сообщение с Псковом было гораздо легче, так как к тому же поблизости находились удобные пути. Со взятием Пскова отрезывался врагу доступ к большей части Ливонии, и, кроме того, можно было внушить ему сильный страх и причинить большой вред, потому что город славился своим богатством и многолюдством[710]. Если бы осада Пскова затянулась, решено было зимовать, а продовольствие добывать набегами на неприятельские области[711]. Поднят был также вопрос о крепостях, лежавших поблизости к Пскову, из которых самыми важными являлись Себеж, Опочка и Остров.

Первая отделена была от пути, по которому должен был совершаться поход, обширными, непроходимыми лесами, вследствие чего опасность с этой стороны представлялась ничтожною, и, напротив того, труд, который пришлось бы потратить на взятие этой крепости, громадным, поэтому решено было не трогать ее. Такое же решение принято было и относительно Опочкипо следующим причинам: во-первых, ее было легко обойти; во-вторых, представлялись немалые затруднения для перевозки артиллерии по реке Великой вследствие ее мелководия в тех местах, и, наконец, являлась возможность наблюдать за Опочкою из крепостей Заволочья и Воронеча[712]. Наблюдение это сделалось особенно легким, когда Русские покинули замок Красногородок, взяв из него с собою артиллерию, и сожгли замок Келию. Первый тотчас заняли Баториевы казаки и укрепили его[713].

Таким образом, оставался один только Остров, которым необходимо было завладеть для собственной безопасности. Исполнение этого предприятия было поручено, как мы узнаем ниже, Замойскому.