Ливонский поход Ивана Грозного

Ввиду этого приходилось продолжать борьбу оружием. Замойский, желавший добыть крепость при помощи поджога, уступил требованию Венгров и согласился, чтобы они произвели взрыв сделанного ими подкопа[573]. Король сам наблюдал за ходом осадных работ. В этот день вечером он приблизился к крепостной стене и сказал окружающим: «Вот увидите, что мои пехотинцы скоро зажгут эту стену». Действительно, не прошло и четверти часа, как вспыхнуло громадное пламя, которое, казалось, ничем нельзя уже будет потушить. В королевском лагере солдаты стали готовиться к приступу, ожидая его с минуты на минуту. Но Русские проявили обычную свою энергию и пожар потушили, при чем помог им и дождь, который шел в течение половины ночи, так что в королевском лагере потеряли надежду на взятие крепости[574]. Между тем в лагере Замойского произошли события, которые не только ее оживили, но и обратили в действительность. Вечером гетман стал вызывать охотников поджигать стены крепости. Явилось сорок человек. Взяв с собою лучины, смолу и иные горючие материалы, они отправились к той башне, о которой мы выше говорили, и одни из них стали откапывать дерн, а другие с факелами в руках взбираться на башню, чтоб зажечь ее сверху, не обращая внимания на выстрелы, которыми осыпали их осажденные. Смельчакам удалось добраться до отверстия в стены, которое давно было приготовлено для стрельбы. Осажденные стали колоть через него копьями нападающих, но последние мужественно защищались, хватали даже руками копья, отняли таким образом пять штук и двадцать воловьих шкур, которыми Русские собирались тушить огонь, и успели сделать свое, т. е. устроить поджог[575]. Однако огонь весьма слабо горел, так что, казалось, попытка зажечь крепость и с этой стороны кончится полной неудачей. Но около полуночи подул сильный ветер[576], отчего вспыхнуло громадное пламя. Тогда в лагерях осаждающих забили тревогу и солдаты построились в ряды, чтоб по данному сигналу идти на приступ. Король со своим и литовским войском стал на берегу реки. Русские бросились тушить пожар, но осаждающие кидали в огонь смолу и серу, так что пламя стало принимать все большие и большие размеры. Сгорела церковь Спасителя, ближе всего находившаяся к месту поджога; стали гореть и другие здания. Надежды унять огонь не было уже никакой, и осажденные на рассвете начали кричать, что желают сдаться. Тогда Замойский потребовал, чтобы они прислали к нему своих воевод, но они не исполнили этого требования и отправили к Замойскому епископа с несколькими другими лицами[577]. Замойский настаивал на своем. Он послал в крепость Павла Гиулана и Ивана Христофора Дрогоевского потребовать от Москвитян сдачи на милость победителя, угрожая в противном случае штурмом и поголовным избиением. Побежденным ничего не оставалось, как подчиниться требованию врага. К Замойскому явилось пять воевод. Увидев их, солдаты, которым гетман приказал не отходить от своих знамен[578], стали громко роптать. Врагов опять отпускают на волю, они в третий раз возьмутся за оружие на погибель товарищей. Враг издевается над снисходительностью и милосердием короля. Пусть те, кто чувствует горечь от перенесенных трудов и от полученных ран и испытывает печаль о погибших сотоварищах, отомстят за их смерть кровью врагов[579].

Дикой свирепостью дышали эти слова, и надо было небольшой искры, чтобы она разразилась взрывом самого ужасного остервенения. В лагерь Замойского явился король, который, поблагодарив канцлера за усердие, выказанное им при осаде крепости, приказал не впускать никого в нее и потушить пожар, так как он желал спасти крепость от уничтожения.