Ливонское наследие (СИ)

В Хапсале Магнуспроблему стал решать кардинально, благо сам был верховным правителем, и магистрат всецело ему подчинялся, никаких споров и проблем с ним не возникало. Потому и удалось «продавить» решение считать эстов полноправными горожанами. Немцы согласились, хотя некоторые вновь прибывшие из германских земель, с нескрываемой опаской косились на кнехтов и гофлейтов гарнизона.

Но какие тут могут быть возражения?! Старинное правило полностью сработало — за кем сила, того и право!

Да и сам молодой епископ был очень популярным у народа, и молод, и разумен, и милостив. Да и дело разумеет — цеховые мастерские, а также кузницы в городе были заняты ремонтом вооружения и изготовлением новых мушкетных замков, получая от казны епископа неплохую оплату. Да и голодающим работенка нашлась, ведь дармоедов даже из жалости содержать за собственный счет накладно.

Теперь настала очередь Пернова — епископ сжал кулаки, понимая, что наступил самый ответственный момент. Князь Курбский начнет атаку перед рассветом, в тот час, когда больше всего хочется спать. Недаром все моряки называют предрассветную вахту на корабле «собачьей». Он сделал все что мог, для того, чтобы русские ворвались в город с ходу, заодно истребив ливонцев, лагерь которых был разбит вблизи крепостных стен. И главное — рижский архиепископ, его брат коадъютор и магистр ордена должны были быть убраны с шахматной доски, иначе «игра» могла закончиться горестным поражением, исходом которого будет печальным уже для него самого. Но такова плата в свирепой борьбе за власть, где не должно быть место жалости и милосердия к павшим!

Трое городских ворот должны были открыть преданные ему ладскнехты, которым он пообещал как щедрую награду, так и взятие на постоянную службу с достойным жалованием и возможностью получить дворянство. Тут нельзя было скупиться, ибо стражников в Пернове хватало с избытком — горожане наняли две с половиной сотни вояк, что являлись ветеранами многочисленных феодальных войнушек.

«Причетникам» выпала самая сложная задача — захватить цитадель, которая не имела внешних ворот, а лишь внутренние, которые вели собственно на городские улицы. Их принц отбирал из своей личной охраны, которая значительно увеличилась, достигнув полной сотни. Причем из рядовых орденских кнехтов-эстов, что перешли к нему на службу — полягут все, но приказ выполнят, пусть их всего три десятка.

Был еще один козырь, который Магнус выбросил на поле «игры» заблаговременно, и он уже побил вражеские карты, спутав расклад магистру. Еще в начале мая, будучи на Эзеле, Магнус приказал набрать боевитых парней, что привычны к лесу, крови не бояться и умеют стрелять из лука и арбалета. В Ляйнемаа отряд был доведен до сотни, вооружен до зубов, в том числе и дорогими пистолями с колесцовыми замками. И более-менее обучен — народец собрался там лихой и дерзкий, бывшие разбойники имелись, и крови — собственной и чужой — пролили достаточно, чтобы относится к ней как к водице. И задачу свою четко осознавали — начать безжалостную охоту на тех, кто против епископа, а значит, и их самих.

А на немецком языке «охотник» есть егерь!

Два часа тому назад он получил первую весточку — егеря убили все дозорные разъезды и встретились с русской конницей. Конфликтов не случилось — у всех на рукавах были повязаны белые ленточки. Курбский не подвел, пришел точно в срок открытия ландтага. И с ним пришли три тысячи отборных воинов, треть которых составляли стрельцы, посаженные на коней. Московиты проделали стремительный бросок от Дерпта, огибая ливонские замки и крупные селения. Тех немцев, кого встречали на своем пути — убивали без всякой жалости, не взирая на возраст, ведь они могли поднять тревогу. А эстонцы сами разбегались — попав между молотом и наковальней, они за два года сделали вывод — никуда не встревать и при виде военных скрываться в укромных местах и обо всем молчать.

Спокойнее так жить как-то! Целее будешь!

Жестокое время, но таковы реалии войны, которая сама по себе есть ужас и бедствие в одном лице. Нападение должно быть внезапным, и никто не должен поднять преждевременную тревогу, вызвав ненужную для русских сумятицу среди отдыхавших у крепостных стен Пернова ливонцев. Да и ладскнехты и «причетники» Магнуса сейчас занялись откровенным злодейством, как не крути — резали внутренние караулы и готовились открыть ворота. А он мог только терпеливо ждать условленных сигналов.

— Сова трижды прокричала, ваша светлость, — негромко произнес Юрген — в его охране он был самый глазастый и хорошо слышал. И тут же добавил возбужденным голосом:

— В Белой башне огонь факела заметил! И в Красной башне тоже — ворота на Феллин открыты, государь! И на Ригу…

И тут до слуха донесся стук копыт многотысячной конной массы — такой звук ни с чем не перепутаешь…

Глава 28