Ливонское наследие

— Мой замок и город на той стороне реки — и сегодня я проведу службу именно там, приободрю своих вассалов. А в ганзейский город войдут мои причетники, и полсотни ландскнехтов, что завтра с вашими воинами будут охранять собрание. Они немцы, наемники — я не доверяю перновцам, что постоянно враждуют с моими вассалами на том берегу реки, и не хочу подвергать опасности своих людей — ведь ганзейцы будут оскорблять и унижать их. Как я знаю, магистрат и ваших воинов не пустил в свой город, отдав разрешение на проход в ворота пяти десятков наемных ландскнехтов.

— Да, это так, ваше преосвященство. Они этим пытаются унизить нас всех, показывая нелепую гордыню от своего давнего вступления в Ганзу, — Кетлер чуть не выругался, но сдержался — перед ним пусть и молодой, но уже почтенный прелат.

Прах бы побрал магистрат этого ганзейского города — ему и рижскому архиепископу, который прибыл с братом коадъютором, нанесли самое жуткое оскорбление, не пустив полтысячи их воинов в крепостные ворота. Пришлось расположиться на обширном зеленом лугу, расставив шатры и расседлав лошадей. Все отдыхали, распивая привезенное из города пиво в бочках, и привезенные с собой вино в бочонках. И в объятиях маркитанток блаженствовали даже суровые наемники — русские далеко, в Дерпте, война затихла и можно спокойно насладиться заслуженным отдыхом…

Глава 27

Магнус всматривался в серое марево прибалтийской ночи — ведь давно наступил июль, он уже в этом новом для себя мире четыре месяца, и за все это долгое время не имел даже небольшого перерыва для отдыха, хотя бы один единственный день. Все поглотила бесконечная работа с ее мучительной нервотрепкой, да еще вечное чувство голода, которое терзало его, но теперь организм как то свыкся к бесконечному посту. Наоборот, столь ясного мышления у него никогда не было, видимо, когда полон желудок, труднее всего начинать думать.

Сегодня наступил решающий день, своего рода выпускной, а не переводной экзамен. Сдать который, да еще с нужным результатом, это получить пропуск в новую жизнь, а при провале о последствиях и думать не хотелось — равнозначно смерти, так как последствия и будут таковыми.

Сейчас он стоял на верхней площадке главной башни епископского замка, у подножия которого расположился небольшой городок, который эстонцы называли Вана-Пярну, а немцы Пероне. Таков ход истории — городов по обе стороны одноименной речушки было два, «старый» на правом берегу, а «новый» на левом. И сейчас они были не две половинки одного целого, как в будущем времени, а совершенно разные части, причем непримиримые, а порой даже откровенно враждебные.

Дело в том, что «старый город» всегда исторически принадлежал эзель-викскому епископству, и в замке находилась его резиденция, лишь совсем недавно перенесенная в Хапсаль. Слишком опасным показалось это место, ведь город не имел укрепленной стены, которую просто не разрешал строить ливонский ландтаг, как и заново укреплять Вердерский замок.

На левом берегу располагался куда обширный и многолюдный «новый город», который немцы именовали Пернов. К речной стороне были обращены трое ворот, к востоку, на Феллин еще одни, и на южную, к Риге, открывались днем еще трое ворот. А с западной части к городу примыкало еще один квадрат стен, прежняя крепость, в которой находился орденский замок комтура — город первоначально принадлежал крестоносцам.

Девять мощных башен, которые в последние годы были переделаны в артиллерийские, с сотней пушек, крепостные стены основательно подкреплены за последние годы, чтобы противостоять орудийному огню. И высота у них внушительная — в некоторых местах метров восемь, с трехэтажный дом. И сложены из валунов, плитняка и кирпича, толщиной до двух метров — возиться с ними долго, осада была бы трудной.

Конечно, с Ревелем его не сравнить, населения всего четыре тысячи горожан, втрое меньше, да и Дерпт гораздо крупнее. Но вот с Нарвой, Феллином, и Хапсалем вполне сопоставим по размерам. Целая полудюжина городов имеется сейчас в Эстонии, обнесенных крепостными стенами. Однако Дерпт и Нарва заняты русскими, Хапсаль принадлежит ему, а три оставшихся почти независимые. Однако в Ревеле у Магнуса появились твердые позиции, осталось только укрепить свое положение в Пернове, и теперь эту проблему предстоит разрешить кардинальными мерами.

Освободившись от власти магистра, Пернов вступил в Ганзу — торговый союз германских городов, оттого полноправными горожанами считались исключительно немцы, эстонцы за таковых не считались, и прав не имели. Да и в городских цехах подняться выше подмастерье никак не могли, а путь в бюргеры и тем более в ратманы фактически закрыт. И в делах городских прав не имели, ибо вообще не учитывались — это как в советское время не получить прописку.