Лизаветина загадка

Тем утром, пока Марианна оставалась в постели, жалуясь, что он разбудил ее в несусветную рань, Гриша, бравый и полный сил, выскочил из комнаты и помчался навстречу Фьезоле. Марианне нужна была зубная паста и щетка, и он, оббежав всю округу и поняв, что круглосуточного супермаркета в маленьком городке может и не быть, догадался спросить про аптеку. Фармачиа Сан-Бернардино – а здесь каждая аптека имела длиннющее название – оказалась в другой стороне, и Гриша полетел туда. Купил что нужно, вернулся и на обратном пути присмотрел хорошенький барчик с пышно-сладкой выпечкой на завтрак. Фьезоле медленно пробуждалось. За завтраком Марианна, все еще полусонная, домашняя, такая, какой он хотел бы видеть ее каждое утро своей жизни, пила кофе – как настоящая итальянка она не брала на завтрак ничего, кроме чашечки крепкого кофе – и слушала его. А Гриша говорил без умолку. С аппетитом смолотив яичницу и бекон, он дожевывал четвертую булочку с миндальным кремом и, истекая кремом и счастьем, нетерпеливо рассказывал ей, как когда-нибудь станет известным архитектором, купит в Италии дом, нет, усадьбу, отреставрирует на свой вкус – строить здесь не дадут, а вот реставрировать – пожалуйста, и однажды приведет ее туда. Эта мысль посетила его утром, и он уже представлял себе не только дом с деревянными фермами под потолком, сад и площадку для тренировок, но и картины, которые повесит в комнатах – во-первых, само собой разумеется, портреты Марианны, всякие, и карандашные, и пастельные, и цветные, и черно-белые – с одним только условием, все написанные его рукой! – а во-вторых, рисунки в стиле Леонардо да Винчи, какая-нибудь шестеренка из часов, деталь кофемолки – это если для кухни, – в общем, разные механизмы, выполненные не черным, а коричневым грифелем, и не на белой, а на желтоватой состаренной бумаге, и вставленные в рамы в духе тех времен, ну как? Maрианна смотрела на него с интересом. То-то! Так он и знал, что это произведет на нее впечатление! Он чувствовал, что победил – и с этим домом, и с завтраком, и с отелем, выбранным вчера, и с их утренним разговором, и… везде, везде. Гриша был безудержно, сокрушительно счастлив.

А Беппе, тот самый Беппе, полноватый и неуклюжий повар в очках, с руками, по локти вымазанными томатной пастой, вдруг затараторил, да так живо и старательно, что Гриша, который до этого дня понимал лишь самые простые фразы, сейчас ни с того, ни с сего, каким-то шестым чувством понял все до последнего слова. Беппе говорил, что всякая женщина ждет, когда мужчина проявит смелость, совершит поступок, завоюет ее. У него, у Беппе, была точь-в-точь такая ситуация, когда он, дуралей, все сидел и ждал чего-то, а потом его осенило, и он совершил поступок – какой именно, Гриша не понял, а может, Беппе не уточнял – и с тех пор они с женой вместе. Гриша слушал открыв рот, и в голове у него прояснялось. Ну конечно! Он должен ехать к Марианне, а не сидеть тут и ждать неизвестно чего. Ну и что, что Марианна запретила ему приезжать. Беппе говорит – женщина устанавливает правила только для того, чтобы мужчина имел смелость их нарушить! А иначе какой он мужчина? Если женщина говорит «нет», это означает «да», и наоборот. Вот черт! Почему он не знал этого раньше? Сидит тут, как побитая собака, ждет, когда его окликнет хозяйка. Дурак, какой же он дурак! Он ненавидел себя за то, что пропустил удар, позволил себе раскиснуть. Как учил его тренер? Если уж получил – выдохнул и забыл, пошел дальше, на все про все у тебя секунда. Секунда! А он, дурак, потерял столько дней, пока примерялся к Арно (с какого берега ни подойди, она казалась недостаточно глубокой для того, чтобы прыгнуть и утопиться) да разговаривал с голубями.

Может быть, это было всего лишь предубеждение, но Гриша слышал, что Милан отличается от других итальянских городов. Он ожидал, что люди в Милане будут холодны, торопливы и замкнуты, что они будут все как один одеты в темные костюмы, держать в руках папки с документами, и не станут тратить и полминуты своего драгоценного времени на то, чтобы помочь ему найти нужный адрес. Так оно и вышло. Он шел через толпы людей, дорожные ремонты, стрекочущие на перекрестах мотоциклы. В десятый раз он прогнал в голове свой план – как позвонит в дверь, что скажет Марианне, что будет делать, если ее не окажется дома или, еще хуже, если ему откроет этот ее хахаль – почему-то он представлялся Грише напыщенным попугаем с лакированными волосами, вроде тех, что крутились вокруг нее в Москве.

Дом, к которому он пришел, оказался больше похож на дорогой отель, и от этого он растерялся. Сверился с адресом на своем листке, надеясь, что, может, ошибся, но ошибки не было, именно здесь и жила Марианна. Он набрал в легкие воздуха и зашел. И снова непредвиденная трудность – внутри консьерж, пожилой интеллигент с платочком в кармане пиджака, как будто сошедший с экрана кино. Гриша приготовился врать что-нибудь о родственнике из далекой России.