Лобановский

Лобановский сразу назвал фамилию своего первого помощника — Анатолий Пузач. Он встречался с ним и заранее всё обговорил. Сабо, пока Лобановский улаживал дела в Кувейте, предложил Пузачу приходить на тренировки, смотреть, что-то для себя помечать. «Мне неудобно, — ответил деликатный Анатолий Кириллович. — Так ведь нигде не практикуют». Сабо, у которого всегда на первом месте были интересы «Динамо», настоял, и Пузач стал входить в курс дела ещё до того, как Лобановский официально возглавил команду.

Детали личных условий тренера, в том числе и вопросы неизбежного финансового урегулирования с кувейтской Федерацией футбола, с которой у Лобановского продолжал действовать контракт, обозначили в самом конце разговора, в котором речь велась большей частью о том, как должен развиваться футбол в Украине вообще и как должно развиваться киевское «Динамо» в частности. «Мы ударили по рукам», — радостно сообщил Игорь Суркис другу в телефонном разговоре. Формулировка возникших между Лобановским и братьями Суркисами отношений более чем точная. Они действительно просто пожали друг другу руки и не подписывали ни одной бумаги: джентльменские договорённости неукоснительно соблюдались сторонами. Суркисами — и после кончины Лобановского: братья никогда не оставляли без внимания вдову Валерия Васильевича Аделаиду Панкратьевну и его дочь Светлану.

Одним из условий, выдвинутых Лобановским — не в ультимативной, конечно, форме, а, назову её так, в доброжелательно-рекомендательной, — было постепенное возвращение в клуб людей, за которыми тянулся шлейф сотрудничества с Безверхим и неприятия на каком-то этапе нового руководства.

К людям этим, действительно необходимым Лобановскому, поскольку все они являлись профессионалами высокого класса в своей сфере деятельности, относились прежде всего Владимир Веремеев, блестящий аналитик, специалист по оценке любого соперника, Михаил Ошемков, знаток международных дел, и Анатолий Сучков, селекционер милостью Божьей. По-разному затем сложилась судьба каждого из них, но тогда к просьбе Лобановского руководители клуба отнеслись с пониманием.

Возвращение Лобановского было, безусловно, одним из самых важных решений, принятых в пору президентства в «Динамо» Григория Суркиса. Игорь Суркис назвал это событие «историческим», поскольку «приход Валерия Васильевича имел решающее значение для восстановления веры украинского болельщика в киевское “Динамо”».

После поражения от «Рапида» в квалификации Лиги чемпионов и вылета из Кубка УЕФА от «Ксамакса» всё происходило, говорит Андрей Шевченко, «по пословице: не было бы счастья, да несчастье помогло. Неудачи клуба вынудили динамовское руководство вернуть в страну Валерия Лобановского».

Более чем странно отреагировали на эти слова Андрея авторы украинского еженедельника «Футбол». «На самом деле, — сообщили они изумлённым читателям, — Лобановского никто в страну не возвращал, он сам приехал и давно (?!) сидел без дела, присматриваясь, оценивая, взвешивая».

Когда стало окончательно ясно, что Григорию Суркису операция по возвращению Лобановского удалась, один из приближённых к владельцу киевского клуба людей, некогда с Лобановским активно сотрудничавший и первым назвавший фамилию Безверхого, когда в конце 80-х годов зашла речь о том, кто должен стать президентом клуба, сказал Григорию Михайловичу: «Зачем он вам нужен? Он же — памятник. А на памятник можно только сс...ть!» И потом, когда Лобановский, уже вернувшись, начал работать, говорил о необходимости «разогнать научную лабораторию — это всё устарело». Об «устаревшей» методике Лобановского, отдавая дань моде, с пеной у рта говорили люди, понятия не имевшие о её содержании. Только и талдычили — «высокие нагрузки...».

Лобановскому, конечно же, не преминули рассказать о реплике относительно памятника. Он хмыкнул, пожал плечами и сказал: «Взрослый же вроде человек. Много чего повидавший. Уже и соображать пора...»

«Мне никому ничего не надо доказывать. Я давно уже всё доказал», — ответил Лобановский Григорию Суркису, сказавшему ему в квартире на Суворова — они уже обо всём договорились, — что теперь Валерий Васильевич может доказать недоброжелателям свою профессиональную состоятельность. «Но доказывать и учиться, — говорил мне Лобановский, — разные совершенно вещи».