Лобное место. Роман с будущим

— Продукты закончились. Поехали в магазин.

Мы садились в его «Волгу», ехали в продмаг на Первомайку. Это был все тот же тысяча девятьсот семидесятый или тысяча девятьсот семьдесят первый, некоторые продукты еще были в советских магазинах, и Эльдар изумлял продавщиц:

— Какой у вас сыр? Советский? А голландского нет? Ладно, нам четыре головки. Нет, целиком четыре головки сыра! Так, а копченая колбаса есть? А какая есть?..

В моем детстве самыми знаменитыми — после Райкина — комиками были высокий и худой Тарапунька и маленький толстячок Штепсель. Не будь Рязанов и Брагинский выдающимися кинематографистами, они могли бы составить такую же эстрадную пару — широкоформатный жизнерадостный Эльдар и мелкокалиберный Эмиль, вся грусть еврейского народа. Вдвоем они написали сценарии лучших рязановских комедий — «Берегись автомобиля», «Ирония судьбы, или С легким паром», «Зигзаг удачи», «Вокзал для двоих» и др. Но в те дни, когда Эльдар уезжал из Болшево на «Мосфильм», Эмиль филонил и запоем, даже в столовой, читал в оригинале американские детективы в ярких мягких обложках. Однажды я с завистью спросил:

— Эмиль, откуда вы так прекрасно знаете английский?

— Я не знаю английский, — сказал Эмиль. — Точнее, я вслух не могу произнести ни слова из того, что читаю. Потому что я никогда не учил этот язык и не был за границей. Но читаю свободно — начал читать со словарем, а потом выбросил словарь и просто догадываюсь, что значит каждое новое слово, когда оно попадается в пятый раз…

А в году эдак тысяча девятьсот восемьдесят шестом я прочел в американской русскоязычной прессе, что в Торонто на кинофестиваль приезжает в составе советской делегации кинорежиссер Эльдар Рязанов. Жил я тогда здесь, в Катскильских горах, снимал небольшое бунгало, но телефон работал исправно, я вызвонил в Торонто директора фестиваля, выяснил, в каком отеле будет жить советская делегация, и… Ровно в девять утра я позвонил Рязанову в номер, но ответил мне не Эльдар, а женский голос, и у меня было меньше секунды, чтобы понять, с кем Эльдар прилетел в Торонто.

— Нина, с приездом! — сказал я. — Welcome to Canada!

— Привет, — ответила она. — Я так и подумала, что это от вас розы в нашем номере. Мы с Эликом будем через несколько дней в Нью-Йорке. Увидимся?

В Нью-Йорке, расставаясь с Эльдаром перед его отъездом в аэропорт, я открыл багажник своей машины, там лежали мои книги на русском и на английском.

— Возьми, — сказал я, — почитаешь в самолете.

— Ты с ума сошел! — сказал Эльдар. — Как я буду читать твои антисоветские книги в советском самолете?!

До конца советской власти оставалось еще целых пять лет.

Мастер снова взял паузу — ушел на кухню, сделал себе еще чашку цикория, а мне крепкого чая. Затем вернулся в свое кресло и сказал:

— Ладно, вернемся в конец шестидесятых. До конца советской власти оставалась вечность, точнее — даже предположить, что она когда-нибудь лопнет, грохнется и исчезнет, не мог никто, включая Андрея Смирнова, ярого антисоветчика и моего нового соседа по болшевскому коттеджу. В шестьдесят девятом Андрею, сыну знаменитого автора романа «Брестская крепость», было двадцать восемь, мне — тридцать один, а нашему с Андреем соавтору Вадиму Трунину — тридцать четыре. Втроем мы занимали зеленый коттедж, с Андреем Вадим писал режиссерский сценарий фильма «Белорусский вокзал», а со мной обсуждал идею нашего будущего сценария «Юнга Северного флота». Но из нас троих младший был самым яростным критиком советской власти, и каждый вечер наш коттедж слышал в адрес «мудрого руководства» то, что по тем временам тянуло если не на «вышку», то как минимум на «четвертак». Я дивился его громкоголосой отваге, Вадим отмалчивался, но в принципе в наших отношениях к Софье Власьевне царило полное единодушие. А поскольку это соседство длилось не день, не неделю, а месяцами — Андрей стал снимать «Белорусский вокзал» и ездил на съемки из Дома творчества, а мы с Вадимом трудились над своими сценариями, — это соседство вылилось в настоящую дружбу, я даже был шафером у Вадима на свадьбе. И каково же было мое изумление, когда они оба вдруг стали запираться от меня в комнате у Вадима, сидели там заполночь, даже от чай-коньяка отказывались. При этом ни одна из их пишмашинок не стучала, зато за их тонкой деревянной дверью шуршали какие-то бумаги. А когда утром мы уходили в столовую на завтрак, Вадим запирал свою комнату на ключ и предупреждал уборщицу тетю Дору, чтобы она там не убирала. Обиженный их секретничаньем, я стал приставать к обоим:

— Что вы там прячете?

Сначала они отмалчивались, а потом Андрей сказал:

— Приезжал Сергей Хрущев, привез мемуары отца.

— Так дайте почитать!

— Нет, — сказал Вадим, — тебе в это лезть нельзя, ты и так тут на птичьих правах…

А когда я стал настаивать, Андрей объявил:

— Все, мемуаров больше нет, Сергей их увез.