Лобное место. Роман с будущим

Я оказался в США в 1979 году, во время картеровской инфляции и безработицы. Обанкротившейся мэрии Нью-Йорка нечем было платить мусорщикам и транспортным служащим, поэтому сабвей не работал, а горы мусора на улицах поднимались до окон второго этажа. Когда я попрекнул этим хозяина мелкой лавчонки, где обычно покупал хлеб и овсянку, он ответил: «Да, мы сделали ошибку, выбрав президентом этого Картера. Но через год мы выбросим его из Белого дома, и все будет в порядке». Я не поверил ему (только что приехал из СССР, где ни один правитель не уходил из Кремля своими ногами): с чего это Картер уйдет из Белого дома? Но через несколько месяцев, как раз накануне президентских выборов, я оказался в госдепе, чтобы взять интервью у тогдашнего главы «советского» отдела. И что же я там увидел? На стенах — плакаты «Родина-мать зовет!» и «КГБ — щит и меч советской власти», но это ладно, стеб, а вот чем были заняты сотрудники отдела? Они — еще до выборов! — паковали свои вещи в картонные коробки. И в ответ на мое изумление ответили: «Нашу демократическую партию уже не выберут, мы уходим».

Двадцать лет назад коммунист Ельцин только танковым огнем смог покончить (да и то лишь де-юре) с советской системой власти. Но разве Россия ушла от нее де-факто? Разве можно представить, чтобы нынешняя партия власти еще до выборов паковала вещи?

Я начинал как журналист в «Бакинском рабочем», потом был разъездным корреспондентом «Литературной газеты» и «Комсомолки», и зоной моих репортажей и очерков были сибирские ударные стройки. Так вот, где бы я ни был — в Братске, Усть-Илиме, на Вилюйской ГЭС или в Норильске, — везде слышал и видел: такого количества загубленной и брошенной в тайге и болотах техники хватило бы на еще один Братск, Усть-Илим и Вилюйскую ГЭС. А сейчас иначе? За деньги, которых Счетная палата недосчиталась на нынешних «стройках XXI века» — от моста на остров Русский до Сочи, можно построить еще один олимпийский комплекс — на Луне. Введите в поисковике «хищения в», и вы прочтете про миллионные, даже миллиардные хищения в Министерстве обороны, ГЛОНАССе, Большом театре, системе ЖКХ… Если мы и ушли от разгильдяйства в отношении государственного и общественного имущества, то только в сторону их воровства в особо крупных размерах.

В 1987 году, в самом начале горбачевской перестройки, я написал роман «Завтра в России», в котором, возмечтав, рассказывал, как освобожденная от «мудрого» руководства КПСС страна на крыльях частного предпринимательства взлетит к экономическому могуществу. Но где это свободное предпринимательство, на котором было построено европейское и американское процветание, а сейчас строится китайское? Я своими глазами видел в Америке, какой рывок сделала страна из картеровского банкротства: как только Рейган освободил от налогов мелкие бизнесы — буквально через три года табло над Таймс-сквером отмотало назад катастрофический дефицит бюджета и стало накручивать гигантские цифры профицита. А в новой, «свободной» России чиновничье ярмо душит предприимчивых и инициативных.

Но неужели ничего хорошего не было при советской власти? Было.

В бакинской школе № 171, которую я заканчивал, в моем классе было 19 учеников семи национальностей: русские, азербайджанцы, грузины, армяне, евреи, украинцы, таты. И все дружили. В артиллерийском полку, где я проходил службу, были русские, украинцы, узбеки, татары, таджики, евреи. Не скажу, что все дружили, но и не враждовали. В двадцать лет я с интернациональной группой туристов пешком прошел весь Нагорный Карабах. Тогда там рядом были азербайджанские и армянские деревни, и нас всюду встречали хлебом и вином — не официально, нет, а просто увидев нас издали и даже не зная, кто мы, армянские и азербайджанские женщины выходили из домов с кувшинами вина и лавашем в руках. А во Всесоюзном институте кинематографии имени Эйзенштейна, который я закончил в тысяча девятьсот шестьдесят пятом, был вообще полный интернационал — студенты всех национальностей СССР плюс студенты из европейских стран, а также из Азии и Африки! И за все пять лет моей учебы не было ни одного межнационального конфликта — даже я, потерявший во время войны шесть миллионов своих соплеменников и двух родных дядьев, погибших под Курской дугой, дружил с немцем Матти Гешонеком. И еще с русским Говорухиным, украинцем Осыкой, белорусом Трегубовичем, грузином Квирикадзе, армянином Кеосаяном, узбеком Хамраевым, киргизом Омуркуловым, бурятом Халзановым… Где это все теперь? Откуда нынешняя неприязнь, а порой звериная ненависть?

И все же разве мы не ушли от советской власти никуда, кроме как в сторону ксенофобии? Ну конечно ушли.

Разве мог бы я все это написать в советской газете? Да ни в жисть! Даже публикацию пяти процентов негативной правды мы в то время считали большой победой. Хотя бы потому, что власть тут же «делала оргвыводы» и «принимала меры». А сегодня даже на стопроцентную правду никто не обращает внимания…