Лобное место. Роман с будущим

Ласточка испуганно вспорхнула из фонтана и, стрижа воздух острыми крыльями, улетела куда-то под колосники. А мы ошалело захлопали глазами – какую девку? Никаких девок в кадре не было и быть не могло.

Тут Акимов, снявший дюжину шедевров нашего кино, и сам, отлипнув от окуляра камеры, увидел, что никаких девок нет на съемочной площадке.

– Блин! – сказал он в сердцах и виновато посмотрел на режиссера. – Померещилось…

Верховский сдержанно кашлянул:

– Кх… Пить меньше надо.

– Меньше кого? – ревниво спросил в стороне Понтий-Ярваш.

Все рассмеялись. О пивческих способностях Акимова и Ярваша на «Мосфильме» ходили легенды.

– Тихо! – снова приказал Верховский. – Тишина на площадке. Ждем ласточку.

Мы замерли.

В мертвой тишине павильона стало опять слышно, как, точно по Булгакову, «вода пела замысловатую приятную песню в фонтане».

Наконец этот чистый струящийся звук успокоил птиц, одна из ласточек впорхнула из сада на балкон и села к фонтану точно по центру кадра. Лучшей мизансцены быть не могло! Верховский, чтобы не спугнуть ласточку, негромко сказал: «Внимание! Мотор!», Серега Акимов, сидя на операторском кране, снова прильнул к окуляру камеры, и Люся опять возникла с хлопушкой перед объективом.

– Стоп! – вдруг громко сказал Акимов, выключил камеру и повернулся ко второму режиссеру: – Тимур, твою мать! Какого хрена эта сука делает на площадке?

Это уже было ЧП. Мало того что Сергей снова сорвал съемку, так он еще и публично, при всей группе матерно оскорбил дагестанца Тимура Закоева!

Тимур напрягся так, что худая его фигура превратилась в клинок, загорелая лысина побелела, а на темном ореховом лице разом вспухли и ноздри, и скулы.

– Какая сука? – сухим голосом спросил он у Акимова.

– Вон сидит у левой колонны! – показал Сергей на совершенно пустую балюстраду и тут же сам увидел, что ни у левой, ни у правой балюстрады нет ни души. – Что за хрень? – пробормотал он и правым глазом снова припал к окуляру камеры. – Да вот же! – и позвал Верховского: – Андрей Витольдыч! Смотрите!

– Я и так вижу, – сдержанно произнес Верховский. – Там нет никого.

– А вы сюда идите, сюда! – настойчиво сказал Серега. – Посмотрите в камеру.

Сделав принужденное лицо, Верховский подошел к операторскому крану. Мы с интересом ждали развязки. Хотя ты и лучший оператор страны, лауреат трех «Золотых орлов», но чтобы так, до чертиков в глазах, упиться накануне съемок! Решится ли Верховский отстранить его от съемок?

Между тем Акимов уже уступил Верховскому свое место на операторском кране, и Верховский присел к камере, прильнул глазом к объективу. Потом отстранился, глянул на съемочную площадку и – снова правым глазом к окуляру объектива.

– Ничего не понимаю… – растерянно пробормотал он. – Тимур, можно вас?

Эта его манера ко всем, даже к осветителям обращаться на «вы» не только устанавливала дистанцию между ним, небожителем, и нами, смертными, но не раз помогала и нам, грешным, сдерживать свои эмоции. Закоев, дергая скулами, подошел к операторскому крану.

– Взгляните… – и Верховский уступил ему место у камеры.

Сопя раздутыми ноздрями, Закоев заглянул в объектив. Потом так же, как Верховский до него, поверх камеры посмотрел на колоннаду и фонтан и – снова склонился к камере.

Мы во все глаза следили за этой сценой. Поскольку старик Верховский, как и еще несколько живых мастодонтов эпохи советского классицизма, не признавал мониторов, дублирующих камеру, мы не могли видеть того, что видел кинообъектив. Но что они, все трое могли видеть в камере, чего не видели мы?

Между тем Закоев, которого из-за его бешеного характера дважды исключали из ВГИКа и не дали диплом режиссера-постановщика, вдруг каким-то кошачьим движением сошел с операторского крана и вкрадчивой походкой кавказского барса устремился на съемочную площадку. Он шел так осторожно, что, минуя фонтан, даже не спугнул ласточку, которая продолжала безмятежно наклоняться к воде и пить ее своим крохотным клювиком. Не останавливаясь и не отрывая глаз от левой колонны – так хищный зверь подкрадывается к своей добыче, Закоев достиг этой колонны и, растопырив руки, стал шарить у ее подножия. Потом выпрямился, посмотрел на Акимова и Верховского и крикнул им:

– Ну? Есть что-нибудь?!

Акимов заглянул в объектив.

– Нет, она исчезла…

– Значит, можем снимать, – сказал Закоев не то Верховскому, не то вообще нам всем.

Но тут я не выдержал:

– А что там было, Андрей Витольдыч?

Как редактор фильма и автор телевизионной экранизации великого романа, я не входил в служебную иерархию киногруппы и имел право на некую вольность даже в общении с режиссером-постановщиком. Впрочем, эта вольность тут же подала пример и всем остальным, они оживились:

– Что вы там видели? Кто там был? Какая девка?

– Голая? – уточнил Понтий-Ярваш.

Верховский поднял руку:

– Тихо! Тишина в павильоне! Успокоились! Чепуха, ничего не было, приступаем к съемке…

2