Я выполнил его совет, «это чудовище» (через трансфокатор я видел, что это молодой парень с банданой на голове) действительно гонял свой красный глиссер по озеру на бешеной скорости и заворачивал на его небесно-зеркальной глади совершенно немыслимые виражи и вензеля, а окружившие озеро горы только усиливали рев двигателя.
Минут через десять, когда я отснял это чудовище Озера Небесного Кленового листа, Мастер сказал:
– Вообще-то, местные индейцы, которые владели этими горами всего двести лет назад, называли это озеро не Кленовым листом, а Озером Ладони Бога. Посмотри, ведь оно действительно похоже на пятерню. И когда этот черт гоняет по нему как угорелый, я всегда вспоминаю китайскую притчу, которую слышал в Японии четверть века назад. Однажды, говорят китайцы, жила-была всемогущая обезьяна. У нее было множество волшебных способностей. Она могла летать на облаках, сдвигать горы, ну и так далее. Но все свои волшебные способности она употребляла только на хулиганства и разрушения. Богу это надоело, он запер эту обезьяну глубоко под землей и сверху еще придавил горами Тянь-Шань. Но обезьяна сдвинула Тянь-Шань, выскочила из-под земли и стала дразнить Бога: «Я все могу! Я такая же сильная, как ты!» «Да? – сказал Бог. – Что ж! Знаешь, в самом конце Вселенной стоят пять столбов. На них держится весь мир. Если ты сможешь расписаться на каждом из них, я признаю тебя такой же могучей, как я». «Запросто!» – сказала обезьяна, запрыгнула на облако и полетела к концу Вселенной. А там действительно стояли пять гигантских столбов. Обезьяна облетела каждый из них, расписалась и вернулась к Богу. «Ну как? – спросил ее Бог. – Ты расписалась на столбах в конце Вселенной?» – «Конечно! – гордо сказала обезьяна. – Теперь я такая же могучая, как ты!» – «Ну-ну…» – сказал Бог, поднял руку и показал обезьяне свои пять пальцев. На каждом из этих пальцев обезьяна увидела свой автограф. «Ты узнаешь свою подпись?» – спросил Бог. «Узнаю…» – тихо ответила обезьяна. Она поняла: то, что она считала Вселенной, было всего лишь ладонью Бога. Этот ковбой на глиссере каждый день напоминает мне ту обезьяну. Пойдем отсюда…
Мы ушли на тыльную веранду дома, и я снял продолжение рассказа о подмосковном Доме творчества «Болшево»…
Итак, это был двухэтажный особняк с прилегающим парком, тремя трехкомнатными коттеджами, небольшим административным корпусом у ворот и крытым гаражом. В особняке на первом этаже находились столовая с высокими потолками и огромными окнами в парк, телевизионная гостиная и Зимний сад, где несколько раз в год проходили творческие конференции и семинары молодых режиссеров и сценаристов. Во время таких семинаров сюда со всей страны приезжала талантливая кинематографическая поросль, несколько руководителей из числа киношных корифеев и лекторы-визитеры из высочайших правительственных сфер – Андрей Свердлов (сын Якова Свердлова и сотрудник Института марксизма-ленинизма), Александр Бовин (спичрайтер Брежнева), Станислав Кондрашов (журналист-международник), генералы из Политуправления Советской армии, руководители промышленности и сельского хозяйства, крупные ученые и первые космонавты. Генералы уговаривали нас делать фильмы о доблестной Советской армии, партийные руководители – о рабочем классе и колхозниках, ученые и космонавты – о советской науке и космосе. Потом мы обсуждали свои сценарии, а по вечерам в небольшом подвальном кинозале нам показывали последние киношедевры проклятого Запада – фильмы Феллини, Антониони, Бергмана, Годара и Висконти. Это были «закрытые» просмотры, в крохотный кинозал на пятьдесят мест пускали по списку только участников семинара…
Таким образом творческая деятельность этого Дома была налицо – помимо семинаров тут, на втором этаже Дома и в коттеджах, постоянно (днем) стучали пишущие машинки, вечером – стаканы с напитками, стимулирующими творческое воображение, а по ночам – радиоглушилки и прорывающиеся сквозь них «вражеские голоса».
Ну, а кроме интенсивной творческой деятельности здесь постоянно вспыхивали и гасли лирические, драматические, а порой и трагические процессы интимного характера. То, что нам было запрещено показывать в советских фильмах – всякого рода адюльтеры, диссидентство и антисоветчину, можно было найти в наших комнатах. При этом любовные романы женатых обитателей Дома не очень-то и скрывались – все-таки гостий надо же было кормить, поэтому они выходили в столовую к ужинам и завтракам. А что касается таких холостяков, как ваш покорный слуга (других я пофамильно называть не буду), то кто же мог запретить нам принимать у себя возлюбленных подруг? «Сколько населения в этом городе?» – спросила меня Громыко.