Лобное место. Роман с будущим

Я поразился, как быстро и просто произошла наша телепортация. Кажется, еще пять минут назад в костюмерном цехе «Тимурфильма» нас переодевали в поношенные китайские плащи и костюмы шестидесятых годов, и начальник реквизиторского цеха – располневшая Люся-«хлопушка», та самая, которая выскакивала с хлопушкой к объективу перед каждым дублем на съемках «Мастер и Маргарита», – выдала нам наручные часы «Салют» производства 1965 года, советские паспорта с нашими фотографиями и свердловской пропиской на случай необходимости поселения в московскую гостиницу и аванс в счет наших будущих гонораров – по триста смешных и маленьких, как фантики, советских рублей с портретами Ленина на них.

– Паспорта, конечно, липовые, но аутен-т-тичные, отличить невозможно, – сказала она с заминкой. – А деньги настоящие, советские, будьте экономны, вы всего лишь работники Свердловской киностудии. Имейте в виду: это в две тысячи четырнадцатом рубль стоил три цента, а в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом все было наоборот – доллар стоил пятьдесят восемь копеек. И Закоев будет с вас удерживать по этому курсу. Так что чем меньше потратите, тем лучше для вас.

После чего нам выдали точно такие же телепортаторы, как тот, что Акимов взял у Маши, только запрограммированные на 1968 год с остановкой на обратном пути в две тысячи четырнадцатом. Там мы с Акимовым должны были остаться, а Маша и Алена вернуться в две тысячи тридцать четвертый. Ну, и на случай emergency, ЧП, в наши наручные часы «Салют» были вставлены наночипы вневременной экстренной связи.

– Но звоните только в самом крайнем случае, – предупредила Люся. – Во-первых, чтоб никто там этого не видел. А во-вторых, минута связи с нами будет вам стоить сорок баксов. А теперь – всё, вперед и ни пуха!

Акимов уже открыл рот, чтоб послать ее, как положено, к черту, но я остановил его и протянул Люсе правую ладонь:

– А командировочные?

– Какие командировочные? – удивилась она.

– Ну как же! Ты забыла? Студия «Тимурфильм» отправляет нас в командировку по сбору материала для сценария и фильма. Нам положены командировочные.

Она усмехнулась:

– Умник ты, Антон! Ладно, будут вам командировочные. Ты знаешь, какие они были в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом?

– Знаю, читал. Суточные два рубля шестьдесят копеек плюс гостиничные и транспортные.

– Ну, вот привезете отчеты, тогда и сочтемся. Вы же получили аванс. Так что не шикуйте, вы теперь советские люди.

В 8.45 утра эти «советские люди» съехали с Садового кольца на Верхнюю Радищевскую, пересекли Берниковскую набережную и подъехали к трехэтажному зданию суда Пролетарского района в Серебряническом переулке. И удивились – здесь у его входа стояла большая, человек двести, толпа молодых и пожилых людей с зонтиками, в плащах и зимних пальто. Часть из них окружила шестидесяти-с-чем-то-летнего мужчину крепкого сложения в потертом генеральском кителе без погон. Стоя с непокрытой, крупной и бритой наголо головой, он держал в руках какие-то бумаги, которые все подписывали.

Вокруг этой толпы и на противоположной стороне мостовой группами и поодиночке стояли и ходили милиционеры в форме и без, молодые люди с повязками дружинников и без и просто пьяные мужики и бабы. Несколько мужчин в штатском, но с явно офицерской выправкой и с фотоаппаратами в руках с разных сторон фотографировали толпу собравшихся. А поодаль мялись иностранные журналисты, одетые в яркие импортные куртки и плащи, в руках у них тоже были фото– и кинокамеры, но снимать им, видимо, не разрешали сторожившие их милиционеры и гэбисты.

Я опустил стекло в правой дверце машины и спросил у проходившего мимо бородача в сером плаще:

– А что тут происходит?

Он зыркнул глазами по «Волге», по мне, по Акимову и Алене, сидящей сзади, и сказал сквозь зубы:

– Валютчиков будут судить.

Я удивился:

– Валютчиков? А кто этот мужик в кителе?

– Григоренко, тля. Генерал, сука, – процедил он и вдруг рванул с места, торпедой врезался в толпу вокруг генерала, выхватил у него подписанные публикой бумаги и стал яростно рвать их.

– Что вы делаете? Это хулиганство! Какое вы имеете право? – зашумела толпа.

– Это письмо Брежневу, чтобы нас пустили в зал суда, – так громко, чтобы слышали иностранные журналисты, сказал ему генерал. – Зачем вы его порвали?

– А я не рвал, – вдруг так же громко заявил бородач. – Я хотел подписать, а вы сами порвали.

– Он провокатор! – зашумела толпа.

– В милицию его!

– Да он сам мент, вы что, не видите? Петр Григорьевич, не связывайтесь с ним. У нас есть второй экземпляр…

Каким-то образом наша «Волга» оказалась окруженной людьми – это к началу судебного заседания подошли еще и сочувствующие подсудимым, и сотрудники так называемых «силовых структур». Стоя возле рослого капитана милиции, расхлестанный пьяный закричал на собравшихся:

– Вы чо собрались? Почему не на работе?

– Потому что здесь судят наших друзей, – стала объяснять ему молодая беременная женщина. – Если бы ваших друзей судили, вы бы пришли на суд?

– У меня нет друзей-антисоветчиков! Вас всех перестрелять надо, сука беременная! Или в Яузе утопить!