Лодка

— Секундомер готов? — хрипло кричит он вниз.

— Так точно! — рапортуют снизу.

Штурман направляет инструмент на Сатурн и прикладывается глазом к окуляру. Он замирает в неподвижности, затем опускает секстант и поворачивает винт: он опускает Сатурн с небес точно на уровень горизонта.

— Внимание — Сатурн — ноль! — кричит находящимся внизу, на посту управления.

Те фиксируют время. В утренних сумерках штурман с трудом разбирает цифры.

— Двадцать два градуса, тридцать пять минут, — сообщает он вниз.

Зная время суток и высоту планеты, можно вычислить одну направляющую линию. Только по одной направляющей невозможно определить координату лодки — требуется вторая. Штурман еще раз поднимает секстант.

— Внимание — Юпитер — ноль!

Молчание, а затем доносится:

— Двадцать два градуса, двадцать семь минут!

Крихбаум бережно передает секстант вниз и сам исчезает вместе с ним. Я тоже спускаюсь следом. Оказавшись внизу, он снимает бушлат и придвигается к столу с навигационными картами. В его распоряжении нет просторной каюты, в отличие от штурманов на крупнотоннажных пароходах. Он обходится крошечным столиком, приткнувшимся слева, посреди нагромождения переключателей, переговорных устройств и рычагов. Над столиком висят шкафчик, в котором хранятся секстант и астролябия, и полка, заставленная лоциями, таблицами времени и азимутов, навигационными справочниками, каталогами маяков, метеорологическими справочниками и графиками приливов-отливов.

Штурман берет карандаш и углубляется в вычисления. Он на «ты» с синусами, косинусами, тангенсами и их логарифмами.

— Хорошо, что мы по-прежнему смотрим на звезды, — говорю я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

— В смысле?

— Я только хотел сказать, что, несмотря на все достижения техники, собранные здесь, на лодке, просто поразительно, что вы, как в прежние времена, пользуетесь секстантом, чтобы определить положение корабля…

— А как еще я могу это сделать?

Я понимаю, что мои замечания неуместны. Наверно, еще слишком рано, думаю я, и устраиваюсь на рундуке с картами.

Штурман снимает с карты покрывавшую ее целлюлоидную пленку. Район моря, в котором мы сейчас находимся, выглядит однообразным серо-голубым пятном. Ни береговой линии, ни отмелей — лишь горизонтальные и вертикальные линии, обозначенные числами и буквами, которые образуют густую сеть квадратов.

Штурман держит в зубах измерительный циркуль и бормочет:

— Вот так — совсем небольшая ошибка, всего пятнадцать миль — теперь все в норме!

Прочертив карандашом линию, он соединяет наше предыдущее отмеченное местоположение с теперешним. Указал на один из квадратов на карте:

— Здесь нам однажды пришлось очень туго. Прямо «Занайтовить[19] руль и всем молиться!»

Очевидно, штурман не прочь поговорить. Он показывает циркулем то место, где пришлось поволноваться.

Помощник по посту управления подходит и смотрит на сетку квадратов.

— Это было в четвертом патруле. Не поход, а типичные проводы в последний путь. Одна атака за другой. Они кидались на нас словно по команде «Фас!» Глубинные бомбы круглые сутки. Мы потеряли счет…

Взгляд штурмана замер на циркуле, как будто его вид напомнил о чем-то. Потом глубоко вздохнул, щелкнул ножками циркуля и быстро спрятал его:

— Было совсем не весело.

Я знаю, что теперь из него слова не вытянешь. Помощник тоже вернулся к своей работе. Штурман аккуратно убирает секстант обратно в футляр. На карте осталась лишь крошечная дырочка от иглы циркуля.

В лодке никак не уляжется суматоха, поэтому я снова поднимаюсь на мостик, чтобы не путаться под ногами.

Сейчас облака походят на четко очерченную мозаику, которой выложено серо-голубое небо. Одно из них набегает на солнце. Его тень стирает зеленовато-белое сияние с поверхности моря. Облако такое большое, что его нижний край скрывается за горизонтом, но в нем есть просветы, через которые под косым углом выстреливают солнечные лучи. Их можно сравнить с лучами прожекторов, рыщущих по водной глади. Один из них падает прямо на нашу лодку, некоторое время освещая ее подобно театральному софиту.

— САМОЛЕТ ПО ЛЕВОМУ БОРТУ!

Крик помощника боцмана Дориана заставляет меня вздрогнуть, как от электрошока. На считанные доли секунды я ловлю взглядом точку, темнеющую на сером фоне облака. В следующее мгновение я уже у люка. Запорный рычаг бьет меня по копчику. Я едва не взвыл от боли. Скатываясь по трапу, я замечаю валяющийся внизу кожаный чехол, которым должна была закрываться эта торчащая рукоятка.

Оказавшись внизу, я недостаточно далеко отпрыгнул в сторону. Следом за мной скатывается другой моряк. Его сапог врезается мне в шею. Я слышу, как помощник боцмана с грохотом приземляется на плиты пола.

— Они оказались слишком близко! — восклицает он, пытаясь отдышаться.

Командир, разинув рот, стоит под башенным люком и смотрит вверх.

— Погружение! — орет сверху второй вахтенный офицер. Заслонки внутреннего люка раздвигаются, сверху обрушивается поток воды, из которого выныривает насквозь мокрый второй вахтенный.