Лодки уходят в шторм

А в это время за сценой, в репетиционной комнате, сидело человек тридцать. Здесь были и Мустафа Кулиев, и Пономарев, и прапорщик Бегдамиров, и командир партизанского отряда Гусейнали. То и дело сюда заглядывал загримированный под мосье Жордана учитель Али Мамедов. Пока на сцене шла пьеса, тут большевики Ленкорани и секретари сельских партийных ячеек провели первое после падения республики общее нелегальное собрание.

О многом говорилось в тот вечер. Если б губернатор, хохотавший до слез над проделками предприимчивого дервиша, услышал хоть часть этих разговоров, он с ужасом понял бы, что разгромленная большевистская Мугань, как птица феникс, возрождается из пепла, берется за оружие, готовится к восстанию; что большевистская "крамола" разъедает и армию, его опору и надежду; что отныне всю нелегальную работу в Ленкорани и на Мугани возглавит уездный комитет партии, в который наряду с неизвестными ему лицами, вроде Мустафы Кулиева, и помилованным им мастером Пономаревым вошли Беккер и непокорный Бала Мамед, а также совсем юный учитель Мамедов, так блестяще исполняющий роль врага революции мосье Жордана.

19

Наступил январь двадцатого года. Зима в Баку выдалась холодная. Третий день шел проливной дождь. Крупные капли тревожно барабанили по стеклу. Отсюда, из окна своего кабинета на третьем этаже гостиницы "Метрополь", в которой, будто временный гость, поселилось мусаватское правительство, премьер-министр Усуббеков видел, как на углу Базарной амбалы на руках и на спине переносили горожан через широкий поток мутно-коричневой воды, низвергавшейся по Николаевской, и ему казалось, что вода размоет, обрушит гостиницу, подхватит и понесет ее обломки, как ту рухлядь и нечистоты, что несет она из нагорной части.

Внимание Усуббекова привлек небольшой мерный предмет, который нёс мутный ноток. Но как он ни присматривался, так и не смог определить, что это такое. Нажал кнопку звонка, подозвал вошедшего помощника к окну:

— Посмотри-ка, что это плывет по воде. Черное, видишь?

Помощник тоже не мог разобрать. Выскочил на балкон, перегнулся через перила, кричал что-то прохожим, указывая рукой, и вернулся мокрый, улыбающийся.

— Калоша, ваше превосходительство.

— Что?

— Старая калоша.

— Хорошо, иди, — буркнул Усуббеков недовольно.

"Старая калоша!.. И меня вот так закружил и несет мутный поток времени", — подумал Усуббеков. Сколько забот, огорчений и неприятностей принес ему минувший девятнадцатый год! Впрочем, и двадцатый начался с тех же неприятностей. Только что генерал-губернатор бакинского укрепрайона генерал-майор Мурад Гирей Тлехас принес ему свежий номер большевистской газеты "Новый мир". Усуббеков вернулся к столу и прочел подчеркнутое место:

"Если правительство Азербайджана не согласится на выступление против Деникина ("Конечно, не согласится!"), то бакинский пролетариат совместно с крестьянами Азербайджана через голову мусаватского правительства, а может быть перешагнув через его труп ("Какая наглость! Они смеют угрожать мне!"), подаст братскую руку революционной России в ее борьбе с российской и мировой реакцией…"

Усуббеков отшвырнул газету. "Через мой труп!" Ему снова вспомнились строки письма Наримана Нариманова; "Близок уже грозный час, когда вам придется предстать перед судом рабочих и крестьян…" "Не этот ли час предсказал мне большевистский провидец Нариманбек?"

Усуббеков извлек из ящика стола письмо Нариманова.

"Слушайте, Насиббек, я не знаю, дойдет ли это письмо до вас, но знаю, что чувство, которое заставляет меня написать эти строки, не будет мучить меня, так как я свое сделал… моя жизнь вам известна… я, весь разбитый, стою одной ногой у могилы…" [34]

Усуббеков получил это письмо полгода назад, в конце июля, через большевиков, тайком приплывших из Астрахани. Прочитав письмо, Усуббеков положил его в ящик и потом неоднократно перечитывал. Он мысленно спорил с автором, пытался разбить обвинения, выдвинутые против него, найти оправдания своей политике, но каждый раз спокойная логика Нариманова одерживала верх, а время подтверждало его правоту.

"Где это место? Ах, вот оно". Усуббеков прочел:

"…Но будьте уверены, что Советская Россия разобьет Деникина. Колчак уже разбит. Скоро будет конец и Деникину. Близок уже грозный час, когда вам придется предстать перед судом рабочих и крестьян…"

Усуббеков передернул плечами: "Легко ему рассуждать! Как я выступлю против Деникина, если англичане возражают?"

Несколько дней назад по его личному указанию министр иностранных дел Хан-Хойский телеграфировал в Тифлис своему дипломатическому представителю: "Получена телеграмма от Российского Советского правительства с предложением вступить с ним в переговоры о заключении военного соглашения для борьбы с Деникиным. Повидайтесь немедленно с Уордопом и выясните точку зрения английского правительства". И что же? Сегодня Хан-Хойский вручил ему ответ англичан: "Заявить о нейтралитете".

Ну как тут не запутаться между англичанами, деникинцами и большевиками как между трех сосен!

Взгляд Усуббекова наткнулся на слова: "…Англия систематически обезличивала вас…"