Лодки уходят в шторм

— Прими, Исай. — Микоян вытащил из кармана блокнот и тут же набросал на листке: "Тов. Довлатову. Прошу принять в кассу Кавкрайкома полученные через астраханских товарищей 1 млн. никол. и 1,5 млн. керен. руб.". Вот, оформишь поступление.

Микоян и Караев долго говорили с астраханцами о положении в Баку и на Мугани, обсудили предложение Реввоенсовета о посылке Ульянцева на Мугань. Все согласились с тем, что такой опытный организатор Красной Армии принесет там большую пользу. Микоян набросал что-то на листке бумаги, вышел в соседнюю комнату и передал листок младшей из девушек:

— Это надо срочно напечатать.

Тем временем Караев расспрашивал астраханцев о Нариманове и других азербайджанских товарищах, своих соратниках по "Гуммету", находившихся в Астрахани.

Минут через десять в дверь постучали, и девушка с порога протянула Микояну лист бумаги с машинописным текстом. Микоян прочел вслух:

— "Мандат.

Выдан Кавказским краевым комитетом РКП тов. Отрадневу в том, что он делегируется на Мугань с чрезвычайными полномочиями для выяснения состояния партийных организаций и советских учреждений. Он уполномочен сменять неподходящих или недостаточно подготовленных лиц, реорганизовать в случае необходимости существующие учреждения, упразднять их или создавать новые.

Все партийные организации, товарищи и советские учреждения обязаны относиться к нему с полным доверием и оказывать необходимую помощь и содействие в выполнении возложенных на него задач.

Член бюро Кавказского краевого комитета РКП А… Микоян. 23 мая 1919 г.".

— Ну как, Али Гейдар? — спросил Микоян.

— Убедительно написано, — кивнул Караев.

— Ну, желаю успеха, товарищ чрезвычайный комиссар! — Микоян крепко пожал руку Ульянцеву.

— Спасибо.

— А вам, товарищи, — обратился он к остальным астраханцам, — в Баку найдется много дела…

Спустя несколько дней Ульянцев сошел на ленкоранский берег.

13

"Здравствуй, дорогая любовь моя Танюша. Минула неделя, как я приехал в Ленкорань…" Ульянцев бросил карандаш и беспокойно поднялся из-за стола. "Неужели неделя?" Он подошел к окну с витражом. Бледно-голубое небо быстро гасло. Заблистали первые звезды. Сплошные сады Ленкорани казались зеленым морем, в котором плыли, как перевернутые днищами кверху лодки, черепичные крыши домов. Часть неба и зеленого моря через равные промежутки времени вспыхивала голубоватым отсветом маяка.

В тот первый день, когда Ульянцев сошел на ленкоранский берег, Сергей, хотя и рвался домой, проводил его до Ханского дворца, встретился там с Салманом и после бурных объятий убежал вместе с ним на Форштадт. Ульянцев вошел в кабинет председателя исполкома, и с той минуты время закружилось, завертелось, понеслось: заседания, собрания, совещания, встречи следовали одна за другой; промелькнуло, как в старом синематографе, но врезалось в память множество самых различных лиц, запомнились десятки имен и фамилий. Ульянцев знакомился и беседовал с азербайджанцами и русскими, украинцами и белорусами, грузинами и армянами, латышами и лезгинами, евреями и немцами — люди многих национальностей собрались под красным флагом Советской Мугани. Большую часть партийных и военных работников, присланных на Мугань Кавкрайкомом, Ульянцев знал лично или понаслышке еще по Северному Кавказу и радовался встрече с ними. Что греха таить, прощаясь в Баку с астраханскими друзьями, Ульянцев, спокойный и сдержанный по натуре, не подал виду, по было грустно расставаться и ехать одному в незнакомые места. Будь ты хоть семи пядей во лбу, все равно один в поле не воин, ничего не добьешься, если не на кого опереться, если не с кем посоветоваться. Встретив же старых знакомых, опытных работников, он немного успокоился.

Удивительные судьбы прошли перед Ульянцевым. Вот хотя бы синеглазый, светловолосый латыш Отто Лидак. Как он оказался в Ленкорани? Воевал в составе латышских стрелков, попал в плен к белогвардейцам. Отправили в Туркмению. Здесь, не зная, что он большевик, его определили стражником ашхабадской тюрьмы. Лидак сблизился с Микояном и Канделаки, переведенными из Красноводска после расстрела двадцати шести. Они и сагитировали его бежать в Баку. Из Баку по заданию Кавкрайкома Лидак вместе с Канделаки перебрался в Ленкорань.

Самсон Канделаки, темпераментный грузин, служил комиссаром бронепоезда Бакинской коммуны, защищал город от нашествия турецкой армии. В сентябре прошлого года вместе с бакинскими комиссарами на пароходе "Туркмен" попал в Красноводск, вместе с ними был заключен в арестантский дом. Только случайно, как и Микоян, избежал расстрела.