Лоенгрин, рыцарь Лебедя

– Нил, человек от зверя тем и отличается, что умеет прикидываться. Человек – только тогда человек, когда прикидывается! Без прикидывания мы все – скоты. Просто животные. Но мы помним о божественной душе, что в нашем теле двуногого скота, потому стараемся себя вести так, будто эта душа не где-то затоптана под стельку сапога, а главенствует в теле!

– Во как…

– Просто, – закончил Лоенгрин, – у каждого душа на разной степени затоптанности.

– Даже у закоренелых злодеев?

– Даже у них, – подтвердил Лоенгрин.

Нил покрутил головой.

– Ну, не слишком ли церковь милосердна…

– Церковь, – сказал Лоенгрин, – не зря дает возможность спасти душу даже им, если успеют искренне покаяться перед смертью. Но только искренне, Господа не обманешь!

– И что, – спросил Нил с недоверием, – это спасет от наказания?

Лоенгрин усмехнулся.

– И не мечтай! От наказания не спасает, но душе в аду будет чуточку легче.

– Прохладнее?

– Или в язык забьют только два гвоздя, – предположил Лоенгрин, – вместо трех.

Последние крошки Нил собрал в ладонь, демонстрируя благочестивость, и отправил в рот, хоть уже и нажрался так, что дышать тяжело, но господин говорит, что человек тем и отличается от зверя, что соблюдает те ритуалы, что вовсе не являются необходимостью.

Глава 12

Лагерь их оказался на возвышенности, и хотя лес уходил дальше бесконечной зеленой шкурой неведомого зверя, но взгляд отсюда скользил свободно над кудрявыми верхушками и не мог оторваться от сказочного зрелища библейского величия, равного лишь первым дням творения мира, когда небосвод пылает пурпуром, воспламененные горные хребты облаков громоздятся за пределы Вселенной, сердце трепещет и сжимается от ощущения сопричастности к величию этой минуты…

Нил то и дело застывал, потом спохватывался и торопливо крестился, испуганно и восторженно разевая рот.

Но даже когда солнце опустилось за дальний лес, мир оставался светел и чист, хотя на него легла светлая прозрачная тень, ветерок утих, все застыло и приготовилось к ночи. Очень медленно все как бы покрывалось серым пеплом, теряло краски.

Но и потом не наступила тьма, на поляну пал печальный лунный свет, вдали закурчавился легкий туман, припал к земле и уже оттуда поднимался, становился плотнее, наполовину поглотил дальние кусты, но постепенно замедлил продвижение к их костру и наконец остановился вовсе, как осторожный зверь.

Нил уже лег и почти заснул, когда на той стороне поляны начал медленно разгораться бледно-сиреневый свет. Проступила призрачная, словно сотканная из тумана, небольшая арка, щедро увитая листьями. Она показалась Нилу темным входом для кроликов в их подземный мир, налилась светом, стала четче, и он наконец потрясенно сообразил, что он не спит и ему не чудится.

Он зашевелился, рядом прозвучал негромкий голос молодого герцога:

– Лежи тихо.

– Ваша светлость, – прошептал Нил.

Лоенгрин поднялся, обнаженный меч уже в руке, Нил и не заметил, когда рыцарь его обнажил, со страхом наблюдал, как он подошел к арке, а та, словно ощутив его присутствие, выросла в размерах.

Лоенгрин потрогал ее, с задумчивым видом поддел пальцем листья, отпустил, и они послушно опустились на прежнее место.

Нил все-таки поднялся, тоже вытащил клинок из ножен и пошел осторожными шагами. Внезапный холод пронзил его до пят, а нижняя челюсть запрыгала.

– Неужели… – прошептал он, – неужели…

Лоенгрин резко обернулся.

– Ты знаешь, что это?

– До…га…ды…ваюсь…

– Что?

Нил сказал дрожащим голосом:

– Мы совсем близко от Холма Эльфов!..

Лоенгрин огляделся, обнаженный меч в его руке все время хищно смотрел в сторону арки.

– Думаешь, они там?

– Но ведь… только что… ничего не было?

Вид у него был настолько потрясенный и перепуганный, что Лоенгрин напряг все мышцы и пригнулся с мечом в руке, готовый встретить вылетевшую оттуда орду клыкастых чудовищ.

Но увитая виноградными плетьми арка выглядит таинственной и манящей, никто из-под нее не выскакивает, аромат оттуда идет тонкий, нежный, едва уловимо чувственный…

– Что за Холм? – потребовал Лоенгрин. – В нем в самом деле живут эльфы? Их кто-нибудь видел?

– Так го…во…рят, – сказал Нил, подбородок его прыгал, будто за него часто и сильно дергают невидимые руки. – Ужас…ное… нечести…вое… проклятое…

– Они выходят? – потребовал Лоенгрин. – Нападают на людей? Забирают скот? Грабят путников?

Нил помотал головой.

– Нет… Говорят, раньше выходили по ночам… завлекали неосторожных песнями… Совокуплялись и утром… уходили…

Лоенгрин пробормотал:

– Значит, никакого ущерба?

Нил сказал хриплым голосом:

– Да, но… с кем вот так эльфы забавлялись… те тосковали днем и ночью, а потом бросали даже семьи и уходили в этот Грот…

Лоенгрин смерил взглядом довольно приметную арку, теперь выглядящую солидной, массивной, прочной.

– А почему никто не вторгся туда отрядом? Человек двести рыцарей со священником разнесут не только холм, но и гору!

– Она незрима, – ответил Нил торопливо. – Из людей могут войти лишь те, кого допускают.