Логика истории СССР

Экономическая диктатура неизбежно отражалась и в политической сфере, вела к ограничению политических прав и свобод граждан. Неадекватность способа производства не могла не осознаваться людьми, в основном, конечно, на уровне обыденного сознания. Многочисленные идеологические запреты не могли не вступать в острое противоречие с обычным здравым смыслом рядовых граждан. Уравниловка, ограничения экономической и политической свободы, вопиющая бесхозяйственность (как следствие отсутствия у трудящихся реальных прав и чувства собственника) являлись объективной основой для проявления инакомыслия в широких народных массах. Причем любые сомнения в правильности политики партии и государства могли привести к снижению моральных стимулов, поставить под угрозу солидарный характер труда и тем самым подорвать основные механизмы существовавшего способа производства. Руководство страны понимало, что успешное функционирование советской экономической системы невозможно без достижения единомыслия в обществе, путь к которому пролегал через монополизацию всех каналов информации, ограничение контактов с внешним миром и подавление всякого инакомыслия, то есть придание политической системе тоталитарной направленности.

Тоталитаризм является обязательной, но не единственной предпосылкой возникновения массовых политических репрессий. Они стали возможны только в конкретных исторических условиях. Их возникновению способствовали объективные трудности строительства социализма в отсталой аграрной стране, усугубляемые невозможностью быстро изменить мировоззрение широких слоёв населения. Противостояние могущественному и враждебному капиталистическому окружению рождало синдром «осаждённой крепости». Положение требовало идейного сплочения народа и железной дисциплины. Сыграли свою роль непримиримая борьба за власть в партии и государстве и, наконец, известные личные качества И.В. Сталина¹⁷. С течением времени условия изменились, и, хотя тоталитарный характер системы сохранился, угроза возобновления репрессий, между тем, исчезла.

Поскольку инакомыслие в различных формах, но в большинстве случаев весьма далёких от идейного антикоммунизма, было достаточно распространенным явлением, это предопределило массовость репрессий. Их логика очевидна: устранялись прежде всего обладающие способностью независимого суждения, критического восприятия действительности. Не случайно первой жертвой стала старая («буржуазная») интеллигенция. Затем настала очередь крестьянства, которое в силу своего природного скепсиса никак не могло поверить в эффективность новых производственных отношений. То, что следующей под каток репрессий попала сама правящая партия, подтверждает их направленность не против классовых врагов, а против инакомыслия вообще: ведь партия объединяла самую политически активную, а следовательно, потенциально самую опасную часть общества. Причём, поскольку истинную причину инакомыслия ликвидировать было невозможно, механизм поиска и устранения «врагов народа» оказался самовоспроизводящимся, он приобрёл определённую автономность.

Итак, в силу своей неадекватности реальным экономическим условиям, производительным силам ХХ в. советская модель «социализма» (вульгарного коммунизма) могла функционировать исключительно в рамках тоталитарной политической системы. (Результаты периода «гласности» подтверждают этот вывод). Предпринятая попытка достичь объективно неосуществимой цели — построения общества и способа производства коммунистического типа при недостаточном для реализации этой цели уровне развития производительных сил — потребовала применения крайних средств принуждения. Таким образом, форма существовавшего политического режима отражала реальные экономические и социальные противоречия советского общества. Но в условиях подлинного социализма, при создании предпосылок для наиболее полной реализации каждым человеком своего творческого и трудового потенциала «цивилизованным» государствам Запада, а не СССР пришлось бы защищать свою систему тоталитарными методами. Отсюда становится понятным историческое место сталинизма: по отношению к подлинному социализму он занимает такое же положение, как буржуазная диктатура по отношению к буржуазной демократии.