Мы отметим коротко многообразие грамматического выражения этого отношения. Свое ближайшее и самое настоящее обозначение оно находит в действительных глаголах. Но так как эти последние мыслятся исходящими из устойчивого основания, то развиваются такие имена прилагательные, которые обозначают вещь как способную к действию, как готовую к нему, как всегда его совершающую. И так как представление о процессе действия мыслится совместно с самой вещью и последняя получает название от действия, то возникают многочисленные имена существительные, которые обозначают вещи лишь по причинному отношению. Здесь легко возникает несовпадение между существительной формой, которая указывает на нечто длящееся и само по себе сущее, и случайностью и сменяемостью отношения. Здесь легко также смешать то, что касается лишь отношения, с тем, что касается вещи. То же самое применяется и к выражению самой причины: с одной стороны, нечто является причиной лишь постольку, поскольку оно действует, и в тот момент, когда оно действует; с другой – причиной мы обозначаем вещь, которая имеет длящееся существование. Когда говорят: «Там, где нет действия, нет также причины», – то это совершенно верно в применении к отношению. Но это становится неверным, когда распространяется на вещи, которые при известных обстоятельствах могли бы стать причиной или в другом отношении являются причиной. То же самое – в сфере другого отношения – с известным положением «без субъекта нет объекта». Ибо если при слове «объект» я мыслю только о том отношении, соответственно которому нечто может обозначаться как объект, лишь постольку, поскольку оно действительно представляется, – то положение это есть самоочевиднейшая истина. Но если объектом я обозначаю все то, что существует вне меня или даже только как отличное от моего мышления, и называю это объектом, так как при известных обстоятельствах оно способно быть представляемым, то из отсутствия субъекта и прекращения отношения не вытекает исчезновение всех тех вещей, которые я представлял раньше. Иначе, я и сам должен был бы исчезнуть, как только я засыпаю. «Я спал», – говорим мы совершенно простодушно. Но «Я» обозначает ведь субъект, который сознает себя самого; сознание исчезает во сне, следовательно, «Я» не может спать, если посредством «Я» я обозначаю именно субъект, поскольку он сознает себя самого. И согласно теории без субъекта нет объекта – во сне я должен был бы переставать существовать. «Всадник пешком» – это смешное противоречие, если словом «всадник» я хочу обозначать только человека, пока он сидит на лошади. Если же я обозначаю этим человека, который служит в коннице, то это вполне понятная вещь, что он ходит также и пешком. Положение «нет объекта без субъекта» истинно в том же смысле, как и положение «всадник не может ходить пешком».