Логике научного исследования

ми(в смысле, в котором употреблялось это понятие в разделе 12); поэтому гипотезы более высокого уровня будут объясни-

тельнымипо отношению к гипотезам более низкого уровня.

255

с тем в ходе своего временного развития благодаря переходу от более низких уровней к более вы-

соким достигаются соответствующие уровни универсальности.

В связи со сказанным могут возникнуть такие вопросы: почему бы нам сразу не построить теорию

самого высокого уровня универсальности? Зачем для этого ждать квазииндуктивной эволюции? Не

потому ли, что в ней, в конце концов, содержится некоторый индуктивный элемент? Я так не думаю.

В ходе развития науки постоянно выдвигаются все новые и новые предположения или теории всех

возможных уровней универсальности. Те теории, которые находятся, так сказать, на слишком высо-

ком уровне универсальности (то есть слишком далеко от уровня, достигнутого проверяемой наукой

данного периода), возможно, дают начало «метафизическим системам». В этом случае, даже если из

такой системы могут быть выведены (или выведены только частично, как это, например, имеет место

в системе Спинозы) высказывания, принадлежащие к господствующей в это время научной системе, среди них не будет новыхпроверяемых высказываний. Это означает, что нельзя поставить решающе-

го эксперимента для проверки рассматриваемой системы*2. Если же решающий эксперимент можно

поставить, то система будет содержать в качестве первого приближения некоторую хорошо подкреп-

ленную теорию, а также нечто новое — то, что можно проверить. Такая система не будет, конечно,

«метафизической». В этом случае рассматриваемая система может считаться новым успехом в квази-

индуктивной эволюции науки. Сказанное объясняет, почему связь с наукой данного периода имеют, как правило, лишь те теории, которые выдвигаются для преодоления существующей проблемной си-

туации, то есть существующих трудностей, противоречий и фальсификаций. Предлагая решение этих

трудностей, теория может указать путь к решающему эксперименту.

Для того чтобы построить наглядную модель этой квазииндуктивной эволюции науки, представим

визуально различные идеи и гипотезы в виде частиц, находящихся во взвешенном состоянии в жид-

кости. Проверяемая наука представляет собой частицы, выпавшие в осадок на дно сосуда: они насла-

иваются по уровням (универсальности). Толщина осадка возрастает с ростом числа этих слоев, при-

чем каждый новый слой соответствует более универсальной теории, чем те, которые располагаются

ниже ее. В результате этого процесса идеи, первоначально плавающие в более высоких метафизиче-

ских областях, иногда настигаются растущей наукой, вступают с ней в контакт и оседают в ней. При-

мерами таких идей были: атомизм, идея единственного физического «принципа», или конечного эле-

мента (из которого получаются все другие элементы), теория земного движения (которое Бэкон счи-

тал фикцией), древняя корпускулярная теория света, теория электрического флюида (возродив-

*2 Следует отметить, что под решающим экспериментом я понимаю эксперимент, предназначенный для опровержения

(если это возможно) некоторой теории и, в частности, для осуществления выбора между двумя конкурирующими теориями

посредством опровержения (по крайней мере) одной из них, не доказывая при этом, конечно, другой (см. также примечание

1 к разделу 22 и Приложение *1Х).

256

шаяся как электронно-газовая гипотеза проводимости металлов). Все эти метафизические понятия

и идеи — даже в своей ранней форме — могли помочь внести порядок в человеческую картину мира, а в некоторых случаях они даже, может быть, приводили к успешным предсказаниям. Однако идеи

такого рода приобретают статус научных только после того, как они оказываются представленными в

49

фальсифицируемой форме, то есть только после того, как становится возможным эмпирический вы-

бор между каждой такой идеей и некоторой конкурирующей с ней теорией.

В ходе проведенного анализа я рассмотрел различные следствия принятых мною методологиче-

ских решений и конвенций, в частности критерия демаркации, сформулированного в начале настоя-

щей книги. Оглядываясь назад, мы можем теперь попытаться охватить единым взором ту картину

науки и научного исследования, которая была нами нарисована. (Я не имею в виду картину науки как

биологического феномена, как инструмента приспособления или как одного из средств производства

— меня интересуют лишь ее эпистемологические аспекты.)

Наука не является системой достоверных или хорошо обоснованных высказываний; она не пред-

ставляет собой также и системы, постоянно развивающейся по направлению к некоторому конечному

состоянию. Наша наука не есть знание (episteme): она никогда не может претендовать на достижение

истины или чего-то заменяющего истину, например, вероятности.

Вместе с тем наука имеет более чем только биологическую приспособительную ценность. Она не

только полезный инструмент. Хотя она не может достигнуть ни истины, ни вероятности, стремление

к знанию и поиск истины являются наиболее сильными мотивами научного исследования.