Логопед

— Новые логопеды! — торжественно произнес он. — Под этими священными сводами, помнящими клятву первых логопедов и главного из них — Леонида Мезенцева, основоположника нашего братства, — произнесете вы сейчас нашу клятву. Повторяйте же за мной!

И они хором стали произносить за ректором слова древней присяги:

— Клянусь богиней Нормой, повелительницей и правительницей, исполнять честно, соответственно моим силам и разумению, следующую присягу и письменное обязательство: почитать научившего меня наравне с моими родителями, делиться с ним своим достатком и в случае надобности помогать ему в нуждах; его потомство считать своими братьями,и это искусство преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям и сыновьям своего учителя, но никому другому. Обязуюсь изо всех моих сил и стараний выявлять и пресекать случаи брадилалии, логоневроза, дизартрии, ринолалии, тахилалии, афазии. Все, происходящее в стенах этого братства, я буду хранить в тайне и передавать только своим детям и детям своих детей. Клянусь!

— Братья! — произнес ректор, когда последние слова присяги отзвучали под сводами зала. — Теперь вы имеете право знать. На это у вас уйдут годы. Что вам хочется узнать в первую очередь?

Новоиспеченные логопеды мялись и переглядывались.

— Что ж, братья, — произнес Восленский, кивая, — тогда слушайте. Я расскажу вам, кто такой Тарабрин.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

У здания столичной логопедической коллегии было пять входов. Один, центральный, предназначался только для работников коллегии. Другой, поменьше, рядом с главным входом, был устроен для курьеров и почтальонов. Третий, в левом крыле здания, предназначался для кандидатов. Он вел в узкую длинную, как коридор, комнату без сидений, которая во все дни была битком набита кандидатами, ждущими своей очереди на комиссию. В правом крыле здания была устроена подъемная железная решетка, которая поднималась один раз в месяц, — то был вход для речеисправителей.

О пятом входе никто не знал, потому что это был вход для посетителей. Его постоянно переносили: то где-нибудь на задах здания переделывали окно в дверь, которую через пару недель заколачивали, то устраивали вход через пожарную лестницу, то через захламленный подвал, то через помещение охраны, куда пускали только по предъявлении особого документа — не паспорта, не водительских прав, не военного билета, не пропуска, не удостоверения личности, не служебного удостоверения, а особого, заверенного нотариально, документа, форма которого была уже утверждена, но, как выяснялось на входе, еще не согласована соответствующим контролирующим ведомством.

Заблукаев внимательно следил за перемещениями входа и скрупулезно отмечал очередное его местоположение в специальной книжке. Он знал, что в один прекрасный день ему понадобится этот вход, и времени на его поиски будет немного. За три дня до своего похода в коллегию он провел очередную рекогносцировку и узнал, что за день до этого вход опять перенесли. Теперь посетители могли попасть в здание коллегии только через окно на первом этаже. Перед зданием недавно начался ремонт теплотрассы, и вдоль фундамента была прорыта широкая и глубокая траншея. Через эту траншею была перекинута тонкая доска, которая упиралась в окно-вход. Прежний вход для посетителей был уже надежно заперт на огромный замок.

Заблукаев появился перед зданием Коллегии ровно в десять часов утра. Привычно обошел здание и уперся в траншею. Доска еще была здесь — но где же вход? Заблукаев подбежал к доске. Так и есть — окно-вход на том конце доски уже начали закладывать изнутри кирпичом. В проеме виднелись равнодушные лица строителей. Работа шла споро — еще минут пятнадцать, и вход исчезнет.

— Подождите! — отчаянно закричал Заблукаев, маша папкой. — Пустите меня в здание!

Работы по заделыванию окна остановились, и строители уставились на Заблукаева.

— А где ве ты раньфе был? — недовольно спросил один.

На это у Заблукаева имелся ответ.

— Приемные часы! Приемные часы! — прокричал он, потрясая папкой.

Строителям крыть было нечем, но так просто они сдаваться не хотели.

— Да ты уве не пролезефь!

— Пролезу! — настаивал Заблукаев, ступая на прогибающуюся доску. — Тут еще для двоих место!

— Ну, лезь, — уступили строители и добавили насмешливо: — Только в транфею не сковырнись.

Заблукаев осторожно перешел траншею по шатающейся доске, стараясь не смотреть вниз, словно там была пропасть, и уперся грудью в полузаложенное окно. Оттуда ему протянули руку. Он сунул в эту руку папку и, кряхтя, полез в узкий проем. С той стороны ему помогали — тянули за руки, плечи и голову, довольно нелюбезно. Через некоторое время он оказался внутри, весь в пыли и известке.

В комнате, чьем-то брошенном кабинете, было шестеро строителей. Работали только двое, а остальные сидели на старых стульях в углу и играли в карты. Их старшой обратился к Заблукаеву:

— Кулево есть?

— Не курю, — гордо ответил Заблукаев и осведомился: — Куда идти-то?

— А ты выходи, там разберефься, — ответили ему.