Логорея

В моем издании «Без имени» есть предисловие Марка Форда, где рассказывается о том, как последние главы романа Коллинз писал, «испытывая боль и отчаяние, загнанный в рамки издательских сроков». (Действительно, Диккенс, работавший редактором в журнале «Круглый год», где публиковался роман, предложил Коллинзу свою помощь. Диккенс был готов приехать в Лондон и закончить роман за него: «Я могу сделать это в любой момент <...> и никто не заметит разницы». Вот вам и литература.) Бессмысленно задаваться вопросом, зачем Коллинз мучился с этим романом: у него много достоинств, включая сложную главную героиню с непростым отношением к морали и потрясающие двести страниц в начале. Но вполне уместно задуматься, зачем больному человеку понадобилось доводить мелодраму до такого состояния, когда читателю приходится биться с автором. «Без имени» – это история о женщине, пытающейся получить наследство, несправедливо отобранное жестокими бездушными родственниками, и лично мне книга не пришлась по вкусу, поскольку читатель Коллинза должен приходить в ярость при одной мысли о том, что бедной девочке, возможно, придется найти работу, чтобы заработать себе на жизнь – оказаться в унизительной роли гувернантки, например.

Вполне возможно, книга кажется раздутой из-за неумения Коллинза писать именно для журналов, что так хорошо удавалось Диккенсу, и огромные куски романа, в котором изначально было сорок четыре главы, писались лишь для того, чтобы чем-то заполнить пустоту между началом и финалом. Я могу лишь догадываться, но не удивлюсь, если многие подписчики журнала «Круглый год» в период с мая 1862 года по январь 1863-го чувствовали то же самое. А еще есть у меня подозрение, что в то время журнал лишился части подписчиков, и именно из-за романа Уилки Коллинза вы не найдете журнал «Круглый год» на одной полке с «Беливером» в ближайшем газетном киоске.

Однако на войне у каждого своя правда, и Уилки мог бы заметить, как бездумно я поступил, решив прочитать вторую часть его романа во время поездки в Лос-Анджелес. Кто-нибудь пытался читать викторианские романы в Лос-Анджелесе, и если даг то почему? В Англии их читают именно потому, что они длинные, а заняться больше нечем. В Лос-Анджелесе слишком тепло и светло, слишком много спортивных трансляций по телевизору, слишком большие сандвичи (к тому же их подают с картошкой фри). Англичанам не стоит пытаться чем-то заниматься в Лос-Анджелесе; там всего слишком много. Нам лучше лежать в номере гостиницы, задернув шторы и положив на голову мокрое полотенце, пока не настанет время возвращаться домой.

За исключением «Сирен Титана», найденных в букинистической лавке на рынке Ковент-Гарден, все книги этого месяца я купил в лос-анджелесском магазине «Бук Суп». Поход в хороший книжный магазин в Америке – занятие чрезвычайно увлекательное, если только я не разъезжаю по стране с презентацией новой книги, когда воодушевление понемногу улетучивается. Только в Америке я могу узнать с обложки, что один из моих любимых писателей – в данном случае Чарльз Бакстер – выпустил новую книгу, которую не опубликуют в Англии еще несколько месяцев, а то и вовсе позабудут про нее. В музыкальной и видеоиндустрии огромные деньги тратятся на то, чтобы мы услышали о том, что может нас заинтересовать. Зато книжные новости должны почему-то оставаться тайной, раскрыть которую можно лишь после долгих скитаний по книжным магазинам. Авторам такое положение дел не нравится, зато любители походить по магазинам довольны.

О книге Марка Зальцмана я прочитал в «Беливере». С Марком я виделся в Лос-Анджелесе несколько лет назад, и тогда он рассказал много интересного, но больше всего меня поразил его рассказ о том, как писалась книга: значительную часть романа он написал, сидя в машине почти голым, завернувшись в фольгу и обмотав вокруг головы полотенце. Причины такого поведения, которые я не стану пересказывать, были вполне уважительными и не имели ничего общего с душевным расстройством, хотя его жене пришлось нелегко, особенно когда она как-то вернулась домой с друзьями. О Джинси Уиллет я ничего не слышал и купил ее только из-за понравившейся аннотации, что доказывает лишь одно: аннотации на самом деле работают.