Логово

Грохнуло несильно. Как выстрел из Макарова, может чуть-чуть погулче, пораскатистей. Не услышат, успокаивал себя Лисовский. А если вдруг услышат, подумают на охотника-браконьера, решившего открыть сезон пораньше… Ага, и решат избавится от охотничка… Да нет, ветер от объекта, не услышат.

Миша склонился над воронкой, посмотрел на результаты своих трудов. Совсем чисто сработать не получилось. Овальный — только-только пролезть человеку — кусок железобетона еще держался на двух прутках арматуры. Пара ударов ногой — и путь открылся. Добро пожаловать. Потревоженная взрывом супесь скатывалась по склонам и исчезала в черноте провала. Как первые горсти земли в могилу, подумал майор. День был жаркий, но из дыры дохнуло холодом. А может, показалось.

Луч фонаря растолкал тьму, и мрачные кладбищенские ассоциации исчезли. Так… насчет проспекта Стас, конечно, погорячился… Две трубы, стандартных, десятидюймовых, в изоляции из пенобетона, поверху схваченного битумом. Между труб может протиснуться человек — если на нем не будет ни броника, ни разгрузки. И если он не Петрусь — тому дорога эта не светит.

Около часа они ждали, готовые к бою и прорыву, но ничего так и не началось. Или никаких охранных систем тут не было, или…

— Миша! — Лисовский кивнул на овальный провал, ничего больше не прибавив — партитура была обговорена заранее.

Без лишних слов Миша нырнул в отверстие — автомат и разгрузку ему опустили сверху.

— Ништяк, ползти можно, — донесся снизу приглушенный голос. — Но вот разворачиваться… не знаю, не знаю…

«Стройнее и миниатюрнее его только Оленька», — подумал майор. — «Значит, если что…» — он оборвал мысль.

Миша давно уполз, и шорохи его движения из-под земли не могли доноситься, но казалось — доносятся. Тихие, еле слышные. Словно чей-то недобрый шепот… А наверху пели птицы, и майор вслушивался в их хор отнюдь не из любви к природе. Знал — эти сторожа куда надежней любой электроники. Для обмана хитрых датчиков существует много не менее хитрых способов, а вот попробуйте-ка пройти по лесу незаметно для сотен глаз и ушей его мелких обитателей…

Измазанная землей фигура появилась неожиданно. По расчетам майора — слишком рано. Или какая-то преграда, или можно таки развернуться, задним ходом так быстро не вернулся бы…

— Все чисто, — доложил Миша. — Под периметром — ничего. Даже решетки нет, даже самой простенькой растяжки… Дальше — стена в полкирпича. Старая, явно стройбат ставил — кривая, косая, раствор — почти голимый песок. При нужде без взрывов выдавим. Развернуться, кстати, можно. Все.

М-да… Не хватает лишь таблички со стрелочкой и надписи: «Добро пожаловать!»

— Пойдем под утро, — сказал майор. — Двумя группами, по три человека. Одна здесь, другая — через ограду. Вторая начнет позже, когда первая будет уже внутри, на ударной позиции. Все, как предлагала Надежда — с отключением сигнализации, с отвлекающими взрывами. Сейчас — в лагерь. Отоспимся и распишем все роли.

Миша и Стас заваливали воронку срезанным красноталом. Лисовский повернулся к Надежде и сказал тихо, слышно только ей:

— Мы с тобой идем в разных группах. Так надо.

Она кивнула. Надо — значит надо.

Глава 5

Пасечник потащил ее в комнату — легко, играючи, — как здоровенная собака тащит задушенного котенка. Казалось, ему безразлично, сопротивляется Наташа или нет.

Она не сопротивлялась. Мысли метались в поисках выхода, как стайка рыбешек, угодивших в сеть-ловушку. Что делать? Силой тягаться с этим мастодонтом невозможно. Любые трепыхания его лишь раззадоривают. Если уж бить, то выбрать момент, чтобы — наповал. Сделать вид, что уступает, и… Она торопливо скользила взглядом вокруг в поисках чего-нибудь острого или тяжелого… На глаза ничего не попалось.

Кричать — прав был Пасечник — бесполезно. Дом новый, звукоизоляция хорошая. На окнах стеклопакеты, а про затяжное и шумное новоселье соседей справа Наташа догадалась лишь по груде вынесенных на лестницу бутылок…

Телефон? Для этого нужно время. Хотя бы…

Додумать она не успела. Пасечник приступил к делу решительно. Без разговоров. Не оставляя времени на поиск каких-либо шансов Толкнул ее на диван. Навалился сверху. Блузку — одним движением — в клочья. Бретельки лифчика на мгновение врезались ей в кожу — и лопнули. Юбка задралась, трусики куда-то делись — она не заметила их исчезновения, она отбивалась, забыв, что решила этого не делать, отбивалась отчаянно и безрезультатно. И кричала, забыв, что решила не кричать.

Пасечник тяжело пыхтел, расстегивая одной рукой брюки, а второй небрежно пресекая все ее попытки к сопротивлению. Внутри его при каждом вдохе-выдохе что-то легонько побулькивало, и это было самым отвратительным, — отвратительнее, чем рука, лезущая ей в промежность.

А потом…

А потом она расхохоталась. Истеричным смехом. У этого гиганта, у этого человека-горы мужское хозяйство оказалось более чем скромных размеров. Хуже того, не желало приходить в рабочее состояние. Наташа хохотала.

Ладонь хлестко впечаталась ей в лицо. Губы засолонели кровью.

— С-с-сука… — прошипел Пасечник. И сменил тактику.