Логово

Руслан представил. Впечатляло.

– Уж они и за самками гонялись, и даже за самцами молодыми – ничего не обламывается. И от такой жизни слоны последний ум потеряли, стали набрасываться на все крупное и движущееся… На носорогов. На грузовики. И на автобусы с туристами, что по Серенгети, по специально проложенным дорожкам ездили. И угораздило группу Доктора как раз на такого самца напороться… Хорошо, водитель уже знал, что к чему – по газам ударил и оторвался. А поначалу всякое бывало. Слоны обычно в Серенгети мирные и к автотранспорту привычные. Да и туристы просят: подпустите поближе, дайте кадры уникальные сделать… В общем, и автобусы были расплющенные, и люди раненые.

Руслан живо представил слона-маньяка, пытающегося изнасиловать автобус… Да уж, кадры уникальные. Эксклюзив. Спросил:

– И как проблему решили?

– Ну, «зеленые» предложили новую гениальную идею: пусть, дескать, местные егеря сами слонам под хвост заглядывают и всем самкам на спину метку краской наносят. Большую, с воздуха хорошо заметную. Чтобы уж без ошибок продолжать гуманную акцию. Но тут кенийское правительство убытки посчитало, за ум взялось и всех придурков-природолюбов из страны мягко попросило. Сексуально озабоченных самцов егеря отстреляли без лишней рекламы, в укромных местах, подальше от глаз и камер туристов. А окрестным жителям стали продавать, штуцера слонобойные и лицензии на отстрел в ограниченных количествах. И утряслась как-то проблема потихоньку…

Эскулап побарабанил пальцами по опустевшей бутыли. И добавил неожиданное:

– Только нашу проблему так не решай – выстрелом в укромном месте. Этот объект мне нужен живым и только живым. Лучше упустить и начать всё сначала, но не убивать ни в каком, даже в самом крайнем случае.

Голос Эскулапа звучал не так, как при рассказе о половой жизни слонов и слоних – жестким приказом.

Руслан посмотрел на его осунувшееся, постаревшее лицо. Подумал, что Эскулапу не подчиняется, но ответил уверенно:

– Возьмем. Живым. Никуда не денется. Хотя сам ни в чем уверен не был.

Через час Руслан улетел в Питер.

Глава 6

Военный совет состоялся утром, когда буксир тарахтел уже по Ново-Ладожскому каналу. Кроме «егеря Ивана» и Прохора Савельевича, в нем принял участие Петя Гольцов.

Капитан так объяснил его присутствие:

– Ты, Петя, парень образованный, в университете обучаешься, – может, и присоветуешь что толковое. Хотя, конечно, моря не видел и жизни не знаешь. А я-то, едредть, и училище с большим скрипом окончил, не силен был в науках гуманных. Только тем и взял, что с завязанными глазами мог хоть по Неве пройти, хоть по Ладоге, хоть по Онеге. Каждую мель помнил, каждый бакен. Но хоть наук не превзошел, однако в жизни видывал всякого. Сдается мне, в три головы быстрее чего-нибудь толкового Ивану присоветуем.

С чего начать-то ему? Как место свое в жизни отыскать прежнее?

Как и принято на всех военных советах, первым высказался младший по званию. То есть Петя Гольцов. Он понятия не имел, что следует предпринять человеку, напрочь забывшему, кто он такой, о чем сразу и заявил:

– Я не знаю… Но думаю, что когда люди без вести пропадают, то куда положено обращаться? В милицию. Наверное, когда находятся, то тоже туда идти надо. К ним все сведения о пропавших без вести сходятся. О вышедших из дома и не вернувшихся.

Иван возражений не высказал. В его нынешний жизненный опыт контакты с органами правопорядка не входили. И никаких воспоминаний слово «милиция» не пробудило.

Зато капитан воспротивился весьма активно:

– Ага, едренть, в милицию… А там первым делом: документы предъяви! Нету? И кто такой – забыл?! Ну так освежим те память… Отмудохают дубинкой по ребрам и в обезьянник запихают. Начнут проверку, не беглый ли, не урка ли в розыске… «Пробивка» по-ихнему называется. И если ничего на те не висит…

Прохор Савельевич сделал паузу, внимательно посмотрел на Ивана. Тот слушал равнодушно, со спокойным лицом. Капитан продолжил:

– Ежели ничего не «пробьют» – то отправят в приемник-распределитель, к бомжам в компанию. Оттуда, если повезет, – в психушку, на экспертизу. А психушка, ходят слухи, хуже зоны. На зоне хоть срок свой знаешь, до выхода дни считаешь… Лечить же тя всю жизнь могут. После их уколов и здоровый заговариваться начнет. А тебя уж точно не выпустят. Заполните, скажут, анкетку, посмотрим как вы, мол, вылечились. И что ты там напишешь? Какой год на дворе, и то не помнишь…

– Две тысячи второй, – сказал Иван. – Год лошади.

– Вспомнил, что ли?

Иван указал на переборку. Точнее, на украшавший ее календарь с обнаженной девицей, лихо оседлавшей буланого мерина.