Логово дьявола

Когда я ем, я слежу за своим подопечным, который спокойно ест рядом со мной. Алина дала Славе маленькую порцию всего, что есть у взрослых, включая бутерброд с икрой, и у мальчика с этим, похоже, нет проблем. Нет спроса на куриные палочки или картофель фри, нет признаков типичной придирчивости четырехлетнего ребенка. Даже его манеры за столом такие же, как у ребенка постарше, и лишь в нескольких случаях он брал кусок еды пальцами, а не вилкой.

«Ваш сын очень воспитанный», — говорю я Алине и Николаю, и Николай приподнимает брови, как будто слышит это впервые.

«Вел себя хорошо? Слава?

"Конечно." Я хмурюсь. — Ты так не думаешь?

«Я особо об этом не думал», — говорит он, глядя на мальчика, который усердно протыкает лист салата взрослой вилкой. — Я полагаю, он ведет себя достаточно хорошо.

Достаточно хорошо? Четырехлетний ребенок, который спокойно сидит и ест все, что ему подают, без нытья и перебиваний взрослых разговоров? Кто обращается с посудой как профессионал? Может быть, это и есть в Европе, но я точно никогда не видел этого в Америке.

Кроме того, почему мой работодатель не уделил должного внимания поведению своего сына? Разве родители не должны беспокоиться о таких вещах?

«Ты был в окружении многих других детей его возраста?» — спрашиваю Николая по наитию, и на секунду ловлю его рот на губах.

— Нет, — коротко говорит он. — Нет.

Алина бросает на него неразборчивый взгляд, затем поворачивается ко мне. — Не знаю, говорил ли тебе об этом мой брат, — говорит она размеренным тоном, — но о существовании Славы мы узнали только восемь месяцев назад.

Я давлюсь маринованным помидором, который только что надкусил, и начинаю кашлять, пряный уксусный сок попал не в ту трубу. "Чего ждать?" Я задыхаюсь, когда могу говорить.

Восемь месяцев назад?

И она только что назвала Николая своим братом ?

«Вижу, для тебя это новость», — говорит Алина, протягивая мне стакан воды, который я с благодарностью выпиваю. — Коля, — она бросает взгляд на Николая, у которого выражение лица строгое, замкнутое, — мало ли он тебе о нас рассказывал?

— Эм, нет. Я ставлю стакан на стол и снова кашляю, чтобы избавиться от хрипоты в голосе. "Не совсем." Мой новый работодатель почти ничего не сказал, но я сделал множество предположений, причем неверных.

Алина - сестра Николая, а не его жена. Что означает, что мальчик не ее сын.

Они не знали о его существовании до восьми месяцев назад.

Боже, это так много объясняет. Неудивительно, что отец и сын ведут себя так, как будто они незнакомы друг другу — они таковы во всех смыслах и целях. И я был прав, когда почувствовал отсутствие любовной близости между Николаем и Алиной.

Они не любовники.

Они братья и сестры.

Глядя на них двоих сейчас, я не понимаю, как я могла упустить сходство — или, вернее, почему сходство, которое я заметила, не помогло мне понять их семейные отношения. Черты лица Алины — более мягкая, более нежная версия мужчины, сидящего передо мной, и хотя в ее зеленых глазах нет глубокого янтарного оттенка потрясающего взгляда Николая, форма ее глаз и бровей такая же.

Они явно, безошибочно братья и сестры.

Значит, Николай не женат.

Или, по крайней мере, не женат на Алине.

— Где мать Славы? — спрашиваю я, стараясь говорить непринужденным тоном. — Она…

"Она мертва." Голос Николая достаточно холоден, чтобы вызвать обморожение, как и его взгляд, направленный на Алину. Повернувшись ко мне лицом, он спокойно говорит: «Пять лет назад у нас был роман на одну ночь, и она не сказала мне, что беременна. Я понятия не имел, что у меня есть сын, пока восемь месяцев назад она не погибла в автокатастрофе, а ее подруга не нашла дневник, в котором я был назван ее отцом».

— О, это… — я сглатываю. «Должно быть, это было очень сложно. Для тебя и особенно для Славы. Я смотрю на мальчика рядом со мной, который все еще спокойно ест, как будто ему все равно. Но это совсем не так, теперь я это знаю. Сын Николая пережил одну из самых больших трагедий, которые могут случиться с ребенком, и каким бы хорошо приспособленным он ни казался, я не сомневаюсь, что потеря матери оставила глубокие шрамы на его психике.

Я взрослый, и мне трудно совладать со своим горем. Я не могу представить, каково это для маленького мальчика.

— Было, — мягко соглашается Алина. — На самом деле, мой брат…

"Достаточно." Тон Николая по-прежнему совершенно ровный, но я вижу напряжение в его челюстях и плечах. Тема для него неприятная, и неудивительно. Я не могу представить, каково это — узнать, что у тебя есть ребенок, которого ты никогда не видел, узнать, что ты пропустил первые годы его жизни.

У меня есть миллион вопросов, которые я хочу задать, но я точно знаю, что сейчас не время удовлетворять свое любопытство. Вместо этого я беру еще еды и следующие несколько минут трачу на комплименты шеф-повару, который, как оказалось, действительно грубый медвежий русский.