Логово гадюк (ЛП)

— Ну, в некотором смысле, но этот ублюдок, — рычит она, — пошел и, блядь, умер на моих руках. Единственный гребаный человек, которому когда-либо было не насрать, ела ли я, спала ли и была ли я жива, и вот он умер. Даже мой собственный отец не знал, а моя мать даже не знала, что я была там, она была слишком накачана наркотиками, чтобы беспокоиться. Но он был богат. Он взял меня к себе, когда у меня ничего не было. Он дал мне работу, дом, а потом, блядь, умер.

Я обдумываю ее слова.

— Он владел баром?

Рокси кивает.

— Я уже работала там, чтобы погасить долг моего отца, когда я, наконец, получила право быть свободной. Я жила на улице, и он это заметил. Он выделил мне место над баром, заплатил за мебель и все остальное. Дал мне работу, сначала барменом, потом менеджером.

— Как он умер? — спрашиваю я, любопытствуя. По крайней мере, мне не нужно его убивать. Но я все еще завидую любви, сквозящей в ее голосе. Она не может любить никого, кроме нас.

— Рак, — шепчет Рокси, слезы катятся по ее щекам, прежде чем она смахивает их, не позволяя даже этой слабости ускользнуть от нее. Моя храбрая Маленькая Птичка. — Это было ужасно, так чертовски быстро. К тому времени, когда мы узнали об этом, было уже слишком поздно. Этот ублюдок ушел и оставил мне бар, не сказав мне, сказал, что теперь это мой дом. Надеялся, что это подарит мне лучшее будущее, чем было у него.

— Прости меня, Маленькая Птичка. За то, что я такой же.

Она так много пережила, так много пережила, шрамы остались на ее теле и душе. Рокси не понимает, что похожа на нас больше, чем кто-либо другой. Может быть, мне стоит попытаться объяснить.

Поэтому, хотя я никогда никому не рассказывал, я вскрываю эти старые раны, те, что отравили меня, просто чтобы она могла понять.

— Моя мать тоже была наркоманкой.

Рокси поворачивает голову и смотрит на меня, ее темные глаза блестят от слез. Протянув руку, я вытираю одну и пробую ее на вкус, слизывая с подушечки большого пальца.

— Она заботилась обо мне, пока могла использовать меня. В качестве наркокурьера, мальчика на побегушках, а однажды даже попыталась продать меня. Но все равно я любил ее. Меня часто у нее забирали, отправляли в приюты. Но я был тем, кого они называли трудным подростком. Я так сильно ее любил, она была моей матерью. Я всегда убегал и возвращался. Но это означало возвращение к той жизни, жизни, из-за которой я на некоторое время оказался в колонии для несовершеннолетних.

Глаза Рокси пристально наблюдают за мной, когда я поворачиваюсь и кладу голову на руку, а другой рукой тянусь к ней. На этот раз она не останавливает меня, когда я провожу ей вверх и вниз по ее бедру.

— К тому времени, как я вышел оттуда, отсидев по обвинению в причинении тяжких телесных, она была уже мертва.

Рокси ахает:

— Как же она умерла?

Мои губы сжимаются, когда я пытаюсь подавить ярость, чтобы заговорить.

— Убита. Я понял, что она задолжала продавцу слишком много денег и не могла их вернуть, поэтому он позвонил ей. Избил ее до полусмерти и, пока она была еще жива, сжег дом вместе с ней. Я приехал туда сразу после этого. Я попытался войти, добраться до нее, дым душил меня. Пламя сжигало меня. — Я поднимаю руки, щелкая ими, чтобы показать ей ожоги на моих ладонях. — Я не мог, но я слышал, как она кричала. Несмотря на все те времена, когда мама подводила меня, она все еще была моей матерью. Несмотря на все ее недостатки, я любил ее всеми фибрами души, она была моей навязчивой идеей. Моим единственным членом семьи.

— Дизель, — шепчет Рокси.

— Я преследовал его, понимаешь? Я был так зол в ту ночь, наблюдая, как пламя поглощает ее, что наконец отпустил. Я так долго сдерживался, подавляя свой гнев, вся тьма извивалась внутри меня. В ту ночь я перестал бороться с этим, я позволил ему поглотить меня. Я охотился за ним по всему городу.

— Сколько тебе было лет? — спрашивает она.

— Семнадцать. Я нашел его, вырубил и оттащил на старый заброшенный склад. Когда он очнулся, я заставил его заплатить. Повторно. Я выплеснул на него все и впервые понял, каково это — быть свободным. Быть самим собой. Чувствовать, как хрустят кости под моими руками и брызжет кровь, но этого было недостаточно, мне нужно было, чтобы он почувствовал ту же боль, что и она. Поэтому я облил его, поджег и наблюдал… и знаешь что? Этого все равно было недостаточно. Я хотел большего, подобно тому огню, мне нужно было больше. Я облажался, я сумасшедший, я знаю это. Никогда не думал, что найду подходящее место, а потом я нашел этих парней, и они такие же придурки, как и я, хотя и скрывают это лучше. Мы все знаем, что значит быть потерянными, быть одинокими, Птичка, но вместе? Вместе мы сильнее. Мы теряем эту жизнь, как змея сбрасывает кожу…

— Поэтому и стали Гадюками, — заканчивает она, вздыхая. — Черт, зачем ты мне это рассказал? Это усложняет процесс ненависти к тебе.