Он помнил книгу, которую Эмир Туулистана прислал Королю Сильварреста, книгу с рисунками. На рисунках была изображена Собственность человека, вещи, которые ему принадлежат. Среди них было видимое имущество — та собственность, которую можно увидеть глазами: его дом, его тело и его добро. Общественная Собственность включала все отношения с обществом: его семья, его город, его страна и его доброе имя. Невидимая Собственность включала все невидимые вещи: его время, его свободу действовать, пространство внутри его тела.
Согласно книге эмира, когда кто-то вторгается в любую из этих собственностей, мы называем его злом. Хочет ли он запятнать нашу репутацию, или забрать наше золото, или ограничить нашу свободу — в любом случае мы впадаем в ярость.
Но если человек увеличивает нашу собственность, если он отказывается от своего богатства ради нас или восхваляет нас, мы называем его добром.
По этому определению Великая Истинная Хозяйка была чистым злом. Она разрушала мир Габорна, лишала его и его народ всего, включая жизнь.
Но как сражаться с ней? Как уничтожить ее?
Габорн так глубоко ушел в свои мысли, что бежал почти ничего не замечая. Он завернул за угол и услышал стон. Казалось, какой-то человек мучается от сильной боли.
Габорн замер в ребристом туннеле, затаив дыхание. Он старался не производить ни звука, умеряя даже биение собственного сердца.
— Помогите! — голос доносился откуда-то сверху. Это был человек, он страдал от боли, голос его звучал сдавленно. Он всхлипывал, и звук этот отражался от стен туннеля, и Габорн даже испугался, что прошел мимо него в темноте.
— Эй! — окликнул Габорн.
Он осторожно двинулся вперед. Бледно-зеленый свет его опала был слишком слаб, чтобы проникнуть далеко в темноту. Рыдание стихло.
Габорн приблизился к углу, увидел что-то на земле — это была человеческая нога, обескровленная, белая как снег. Пальцы на ней почернели, а все мускулы были болезненно скручены.
Рыдания возобновились. Сразу за углом, за поворотом туннеля.
Нервы Габорна напряглись. Чувство Земли предупредило, что впереди опасность.
Сердце забилось сильнее, лоб покрылся холодным потом. Габорн крепче схватил копье опустошителя и медленно, дюйм за дюймом, двинулся вперед, прижимаясь спиной к стене.
В нескольких футах впереди лежали две руки, почерневшие пальцы на них были скрючены, как когти.
Он представил себе человека, одинокого, беспомощного, с отсеченными руками и ногами, лежащего в луже крови. При таких обстоятельствах только очень могущественный Властитель Рун с дюжиной даров жизнестойкости мог так долго цепляться за жизнь.
— Помогите! — крик послышался снова, ближе, но слабее.
Габорн внезапно почувствовал, что страшно устал. Он бежал несколько дней, почти в беспамятстве, и, несмотря на все дары, теперь утомление брало свое. Стены пещеры, казалось, стали туманными, расплывчатыми; он сам словно отделился от своего тела.
— Эй! — крикнул Габорн. — Есть там рядом с вами опустошители? Это ловушка?
Он услышал сдавленный звук, будто страдалец не мог поверить, что слышит приветливый человеческий голос.
— Нет, никаких опустошителей, — ответил он слабым голосом. — Это не опустошители сделали такое со мной.
Голос показался смутно знакомым, и Габорн завернул за угол, с удивлением увидев тень на земле так близко.
Он всмотрелся. Крабы-слепцы прорыли свои норы в стенах туннеля, и прямо под ними лежал человеческий обрубок — без рук, без ног. Серые, как перец, волосы и борода. Его лицо было повернуто в темноту. Прямо на нем сидели крабы и поедали его. Но он все еще цеплялся за жизнь, его грудь поднималась и опускалась.
— Не опустошители сделали это со мной, — прошептал человек чуть громче. — Если только ты сам не опустошитель.
Он повернул голову к Габорну и уставился на него пустыми кровавыми глазницами. Крабы выгрызли его глаза. Это был Король Лоуикер, которого Габорн оставил умирать в Белдинуке неделю назад.
— Нет! — закричал Габорн, испугавшись, что перед ним дух Лоуикера.
Лоуикер засмеялся, несмотря на боль.
— Габорн, — сказал он, и это имя эхом отразилось от стен туннеля.
Габорн отчетливо слышал, как шепот раздался в его левом ухе и почти сразу снова послышался откуда-то спереди.
Лоуикер смеялся, словно его позабавило замешательство Габорна.