Аккуратный, почти игрушечный железнодорожный состав неторопливо, как будто осторожно раздвигая предзакатные лучи местного ленивого солнышка, катил по Австрии. Ник любовался мелькавшими за толстым стеклом пейзажами: высокие горы со снежными пышными шапками на вершинах, бурные ручьи и речки, стекающие по узким горным ущельям, зелёные поля с пасущимися на них упитанными буро-пегими коровами, шикарные сады среди красных черепичных крыш…
Их случайный сосед по купе, оказавшийся словенским бизнесменом-неудачником, говорившем на немецком языке с чудовищным акцентом и частыми грамматическими ошибками, был настроен по отношению к стране, раскинувшейся за окошками поезда, совсем не радужно:
— Здесь кругом царит натуральный патриархальный уклад: спать ложатся рано, часов в девять вечера, преступности и в помине нет, по выходным все без исключения ходят в церковь. Скука здесь смертная, и позитива по бизнесу никакого нет. Кто посмелей — все уезжают в перспективные страны. Куда? А туда, где растущие рынки: Бразилия, Аргентина, Австралия, Канада.
— Так и ехал бы в Аргентину, раз здесь так не нравится! — неожиданно обиделась за австрийцев Айна.
— Мне уже не вырваться, — печально усмехнулся словен, демонстрируя обручальное кольцо. — Три года назад угораздило жениться на австриячке, а она оказалась рьяной католичкой. Никаких тебе презервативов, никаких абортов. Скоро я в третий раз стану папой, куда же мне уезжать — с таким-то выводком?
Утром следующего дня подъезжали к Клагенфурту.
За чашкой утреннего кофе их попутчик-словен продолжил свою просветительскую лекцию:
— Клагенфурт — столица провинции Каринтия. Много лет назад Каринтия эта входила в состав Югославии, а после первой мировой войны отошла к Австрии. На общенародном референдуме решали тот вопрос: посчитали тогда люди, что спокойней с австрийцами будет жить, чем с сербами. Беспокойные эти сербы, воинственные не в меру. Что получилось — трудно сказать, хрен редьки не слаще. Но сейчас про это в Каринтии не любят вспоминать. Чистокровными австрияками считают себя, даже настоящих коричневых националистов развелось — как комаров после дождя: очень уж хочется некоторым забыть о своих славянских корнях, хочется, чтобы все вокруг забыли насовсем про эти корни. Главная же местная достопримечательность — ресторан «Москва». Про этот ресторан вся Австрия знает. Когда фасад «Москвы», по указанию герра Аматова, покрасили в красный цвет, то такой скандал начался, пером не описать! Увидели в том местные политические деятели явную подоплёку — коммунистической направленности. Два с половиной года уже судебные тяжбы идут с переменным успехом, и конца им не видно…
Их гостиница располагалась на берегу озера Вёртер-Зее, одного из самых известных и больших в Австрии. Вышли погулять на берег: красота вокруг, водная гладь отливает серебром — как старинное зеркало, над противоположным берегом нависают высоченные горы, покрытые белейшим снегом. Невдалеке плавали белые и чёрные лебеди, рядом с ними местные детишки кормили хлебом — прямо из рук — крупную радужную форель.
Прошлись немного по городку, вдоволь поглазели на аккуратные ухоженные домики, окружённые роскошными садами и живописными цветочными клумбами. Тишина и покой — только птички негромко чирикают в стриженных живых изгородях.
— Чудеса в решете, — кратко резюмировал Ник.
— Почему же у нас в России всё наоборот? — грустно вздохнула Айна. — Сплошные бараки и непролазная грязь. Этих лебедей давно бы уже убили и слопали за милую душу, да и форель переловили бы всю…
Ник передал гостиничному посыльному письмо для герра Аматова, в котором выражал жгучее желание приобрести большую партию катанной стали, естественно, на условиях предоплаты, и сообщал о своём намерении посетить вечером знаменитый ресторан «Москва». Взяв предложенную денежку, посыльный пообещал доставить письмо адресату незамедлительно.
Ближе к вечеру переоделись в вечерние платья-костюмы, бабочки-смокинги. Айна такое платье себе выбрала — умереть и не встать: с очень открытым декольте и с умопомрачительным разрезом. Видал бы Лёха Сизый этот наряд, то-то бы психанул, никуда бы Айну не выпустил, даже для пользы дела, а платье это постыдное — порвал бы на мелкие клочки.
Ник ограничился, кроме классического смокинга и бабочки — ясен пень, только чёрными очками, делающими его неотразимо загадочным, да прихватил с собой пузатый кожаный саквояж.
Через портье вызвали такси, за полчаса доехали до нужного места.
Вот оно — громоздкое здание, выкрашенное в яркий красный цвет, на фасаде дома крупно было выведено белыми неровными буквами: «Restaurant MOSKWA».
Тут же подбежал халдей в раззолочённом сверх всякой меры тёмно-зелёном кафтане, предупредительно распахнул двери такси, угодливо зачастил:
— Гуте таг, майне либе дамен унд херрен! Битте, битте!
Ник протянул шофёру пару купюр, вылез из машины, совсем невежливо отпихнул халдея в сторону, протянул Айне руку, помог элегантно покинуть автомобиль.
Мимо двух таких же раззолочённых швейцаров прошли в помещение ресторана.