Логово снов

– Ладно, – решил добить он, – если ты изволишь верить в надежду, то как насчет настоящего зла? Ты веришь, что такое явление существует?

Мэйбл почуяла в вопросе испытание, которое оглянуться не успеешь, как провалишь.

– Я верю, что настоящее зло порождается системой, которая устроена несправедливо, или людьми, которые поступают эгоистично. Еще алчностью. – Она никогда еще не облекала свои мысли по этому поводу в слова – даже для себя самой, и теперь ей было очень приятно проговорить их вслух.

– Вот слова истинного благодетеля человечества.

Мэйбл ощетинилась.

– В страшилу под кроватью я не верю. В жизни и так довольно зла, c которым можно бороться, чтобы еще выдумывать чертей, демонов и призраков. Если ты веришь, что в мире существует Зло – вот такое, c большой буквы «З», – разве это не опровергает твою веру в свободную волю? Я все-таки считаю, что выбор у человека есть. Выбор поступать правильно. Выбор надеяться. И давать надежду другим, – c нажимом сказала Мэйбл.

Джерико сидел очень тихо, так что она даже перепугалась, не обидела ли его ненароком. Но тут он поднял голову и поглядел ей в глаза каким-то новым взглядом, от которого ей сделалось страшно.

– С тобой никогда не случалось такого, что поставило бы под вопрос все, во что ты веришь? – спросил он. – Что заставило бы тебя пересмотреть все твои представления о морали, о том, что хорошо и что плохо?

– Я… – Мэйбл осеклась. – Наверное, нет. А с тобой?

– Один раз, – Джерико был неподвижен, как статуя. – Я помог другу свести счеты с жизнью. Тебя это шокирует?

Мэйбл несколько секунд потрясенно молчала. Она совсем не была уверена, что мечтала знать такое о Джерико.

– Да. Немного, – сказала она наконец.

– Он очень болел и страдал и сам попросил меня это сделать. Мне пришлось как следует взвесить этот выбор: было ли это убийство или акт милосердия? Аморальный или, учитывая обстоятельства, наоборот, высокоморальный поступок? Я думал, что уже примирился с тем, что сделал. Но что-то я потерял уверенность.

Мэйбл совсем не знала, что сказать. Она нарисовала себе ростовой портрет Джерико, такого умного, доброго, благородного; это внезапное признание отказывалось вписываться в его строгую композицию. Да и собственная ее жизнь зиждилась на фундаменте, на котором большими буквами значилось «твори добро», и проникнуть в глубинный смысл этих слов у нее до сих пор особого шанса не было – да и желания, пожалуй, тоже.

– Мне очень жаль, – сказала она.

Это было самое жалкое из утешений, но ничего весомее она сейчас предложить не могла.

Джерико оттолкнул тарелку.

– Нет. Это мне жаль. Негодная тема для разговора на свидании. Что-то не задался у нас вечер, да?

– Ну, не настолько не задался, как в тот раз, когда я случайно наступила прямо в отхожее место в трудовом лагере… но в целом ты прав.

Джерико издал небольшое «ха!», и Мэйбл улыбнулась – в первый раз за вечер от души.

– Ого, Джерико! Ты только что смеялся. Ницше будет в ярости!

Джерико чувствовал себя последней сволочью. Затеял перепалку на ровном месте, ни с того ни с сего… Единственное прегрешение Мэйбл в том, что она не Эви. По крайней мере, она заслужила, чтобы к ней относились по-человечески. Если никакая искра между ними не пробежала, что ж, так тому и быть. И вообще-то недурно было бы попробовать спасти вечер и закончить свидание на ноте, поприятнее всех предыдущих.

Джерико сложил салфетку, встал и протянул ей руку.

– Мэйбл, не желаешь ли потанцевать?

– Ну, чаю я уже точно больше не хочу, – сказала она, подавая ему свою.

– Я не то чтобы хороший танцор, – сказал Джерико извиняющимся тоном. – И под этим я подразумеваю, что вообще-то не танцую. Совсем.

– Да ладно. Я вообще-то тоже не танцую. Но мы тут единственная пара младше семидесяти, а это чего-то да стоит, правда?

– Это как-то ужасно, – поморщился Джерико.

– Зато блины были ничего, – она тоже сморщила нос, в знак солидарности.

Джерико сопроводил Мэйбл на площадку для танцев, где они и встали, глядя друг на друга, одинаково неуклюжие и неуверенные. Оркестр затянул мелодию, так и отдающую доброй старосветской драмой: обреченная любовь, кровавая месть, чудесное спасение, новая жизнь.

– Ты разрешишь? – нервно спросил Джерико.

Мэйбл кивнула. Он положил ладонь ей на талию, и она чуть-чуть подскочила.

– Прости. Я?..

– Нет! Все… хорошо. Да. Я просто… В общем, все хорошо. – Щеки у нее почему-то сделались ярко-красные.

Джерико снова приземлил руку ей на талию, и на сей раз она положила свою левую ему на плечо, а другой, правой, встретилась с его ладонью, изо всех сил стараясь не обращать внимания на заливающую лицо жаркую краску. Они медленно двинулись через танцпол: раз, два-три, раз, два-три… Пары постарше одобрительно глядели на них и даже кричали что-то ободряющее на русском и на английском. Им даже удалось проделать несколько па безо всяких происшествий. Танец завершился бурными аплодисментами со стороны престарелой аудитории; Мэйбл чувствовала гордость пополам со смущением.

– Пока мы на коне, надо смываться, – прошептал Джерико ей на ухо.

– Согласна.