Логово снов

Она вовсе не хотела, чтобы это прозвучало так зло, но его реакция ее ранила, и Эви растерялась.

– Мне надо смотреть на тебя сквозь ресницы, вся сама невинность, и ждать, пока тебя торкнет? Этот сборник инструкций я уже давно сожгла, Сэм.

– До этого мне дела нет, – сказал он. – Просто… пожалуйста, не надо меня целовать, если ты сама этого не хочешь.

Все старые страхи разом вскипели в ней. Она хотела поцеловать Сэма, хотела, но боялась того, что это за собой потащит. Что же делать? Почему все так трудно?

– Я хочу этого прямо сейчас.

Сэм пнул какой-то камешек на полу.

– Ты так всегда отвечаешь, да? Никакого завтра, вечное сегодня.

Меланхолия поднялась донным течением. Еще секунда, и оно утащит прочь всю надежду на сиюминутное счастье.

– Это все, на что можно рассчитывать, Сэм. Все, что у нас на самом деле есть, – тихо сказала она и поняла, что это самая большая правда, сорвавшаяся с ее губ за долгое-долгое время.

Прожектор на мгновение поймал их перепуганные лица, и тут же слепящие беспокойные щупальца уплыли дальше, потянулись в небо, как неотвеченные молитвы.

Эви потянулась к Сэму, но ее прервал светский хроникер «Нью-Йорк гералд».

– Вот они вы! Мы уже обыскались, голубки. Ох, ну и холодрыга у вас тут! Идемте скорее в зал, вас все заждались.

Эви не знала, намерен ли Сэм дальше играть в затеянные ими шарады.

– Кажется, нам пора идти работать, – сказал Сэм, предлагая ей руку.

– Кажется, да, – ответила Эви, благодарно ее принимая.

И они вдвоем послушно вернулись в бальную залу под грохот аплодисментов. Сэм рядом с нею глядел исподлобья, как норовистый конь. Она тихонько пожала ему руку, и он вернул жест.

– Ну, что, еще один кон, – прошептала она, и надетая им улыбка предназначалась только ей.

Кругом тут же сгрудилась публика, хлопая его по плечу, рассказывая, какой он герой. Потом белоголовый распорядитель успокоил собрание.

– Вообще-то Новый год уже давно наступил. Но, думаю, нам нужно объявить новый Новый год – пророческий! – пролаял он под звон бокалов и приветственные вопли. – Готовы? Итак, десять… девять… восемь…

Все, что было в мире хорошего, все, на что люди надеялись, поднялось нарастающим валом голосов, но Сэм и Эви видели сейчас только друг друга.

– …четыре… три… два… один!

Конфетти и серпантин хлынули с потолка. Рожки и дуделки проблеяли свой жестяной триумф. Праздник затуманил воздух, закружил комнату вихрем ликования. Маленький оркестр ударил «Добрые старые времена», и все пьяно заголосили знакомую песню, ужасно довольные собой, потому что это было так умно и шикарно – праздновать Новый год, который они только что сами себе придумали. Как будто они могли по желанию переписать само время, точно так же, как переписывали любую осмелившуюся не угодить им правду.

– И чашу доброты поднимем за доброе старое время…

– Ну, c новым пророческим годом! – сказала Эви, слегка напряженно.

– А ну его к дьяволу, – ответил Сэм, схватил ее в объятия и принялся яростно целовать.

Пробуждение

Лин и Вай-Мэй сидели среди цветов на лугу. Солнце сияло и грело. Холмы переливались золотом, но впервые за много ночей Лин не могла спокойно наслаждаться идиллией. Вай-Мэй болтала о своем скором приезде в Нью-Йорк, о свадьбе, а Лин чувствовала себя все несчастнее и несчастнее. Надо было рассказать ей о своих подозрениях насчет О’Банниона и Ли, но она никак не могла себя заставить. Так не хотелось, чтобы все это оказалось правдой, – ради Вай-Мэй… да и ради самой себя тоже.

Поджидая отставшую где-то по дороге храбрость, Лин разглядывала раскинувшуюся внизу деревню; солнце посверкивало на красных черепичных крышах.

– Красиво. Это деревня, откуда ты родом?

– Нет. Я просто однажды увидела ее и запомнила. Я ее очень люблю, – Вай-Мэй мечтательно подняла глаза на лиственную сень у них над головами. – Это была ужасно красивая опера. Настоящее волшебство! Мне было очень грустно, я скучала по дому, но пока я сидела там, на балконе, и смотрела спектакль, вся грусть куда-то подевалась. Теперь всякий раз, как мне нужно, я могу уйти туда – в уме.

Вай-Мэй налила им чаю и искоса поглядела на Лин.

– Кажется, это тебе сейчас нужно где-то спрятаться. Что у тебя стряслось, Маленький Воин?

– Я… – во рту у Лин пересохло.

Она посмотрела в бесхитростное личико подруги, и вся привычная честность оставила ее. Вай-Мэй ужасно расстроится, просто ужасно.

– Дело в этой вашей сонной болезни, да? – предположила Вай-Мэй, и Лин не стала ее поправлять.

– Ты слишком много беспокоишься, сестра, – продолжала та, отгоняя заботы взмахом рукава. – Оставь все свои горести позади – по крайней мере, сейчас.

– Не могу я оставить их позади.

– Конечно, можешь! Горестям нечего делать здесь, в нашем идеальном мире. Если нам тут что-нибудь не нравится, мы просто берем и изменяем это.

Лин даже немного рассердилась.

– Ты не понимаешь! Люди умирают. Мои соседи, в моем городе. И у нас от этого совершенно реальные проблемы.

Крошечная многоножка взбиралась по ноге Вай-Мэй.