Ирина медленно придвинула снимки, прижала к ним ладони, закрыла глаза. Через пять минут Галине Петровне показалось, что колдунья уснула. А может, притворяется, чтоб деньги взять и ничего не сказать. Она быстро спрятала смятую стодолларовую купюру на дно сумки.
Ирина тем временем провалилась в состояние, похожее на тяжелый сон или обморок. Ее не было в кабинете. Она шла за светловолосым ребенком, стараясь попадать в следы тонких слабых ножек. Она увидела порог бедной комнаты, тень крупного мужчины, затем его лицо, глаза, рот, расплывшийся в улыбке… Облако несчастья приобрело конкретные очертания и багровые тона. Маленькая жизнь беспомощно цепляется за краешек земли. Мозг Ирины вспыхнул. Когда она открыла огромные темно-зеленые глаза, ставшие почти черными, посетительница от страха вжалась в стул.
– Ваша дочь говорит правду, Галина Петровна. Вы слушаете меня, понимаете?
– Я не понимаю, – Галина Петровна отвечала с трудом, ее тело била сильная дрожь.
– Уверена, что понимаете. – Голос Ирины был холоднее и тверже мрамора. – Вы много работаете, но найти время, чтобы проверить то, о чем вам рассказывала дочь, легко. Достаточно один-два раза прийти домой в неурочное время. Вы не хотели, боялись узнать правду.
– Какую правду? Я ж говорила, девчонка фантазирует, как все. Просто хотела узнать, как у нее с головой.
– Нормально для тех условий, в которых она существует. Ее насилует, истязает отец. Вы купаете своего ребенка? Видели следы побоев на ее теле?
– Маришка уже сама моется. Но я знаю, что муж может ее ударить. Он взрывной человек.
– Ваш муж – не совсем человек. Это жестокая и похотливая скотина. У ребенка множество разрывов внутри. Ее насилуют, в том числе извращенными способами: твердыми предметами.
– Нет. Не верю.
– Вы лжете. Вы не разрешаете себе верить. Просто хотите избавить себя от ответственности. Уже не получится. Слушайте меня внимательно… – Ирина говорила тихо, но Галина Петровна вдруг стала слышать ее голос сверху, со всех сторон. – Сегодня же оставьте заявления в милиции и прокуратуре, требуйте, чтоб девочку положили на обследование. Не бойтесь ничего. Я вам помогаю.
ГЛАВА 6
Катя плотно запахнула фланелевый халат и робко присела на краешек странного кресла, обитого дешевым кожзаменителем черного цвета с мелкими красными цветочками. Кресло было равномерно прожжено сигаретами по всей поверхности. Как будто кто-то, выполняя специальное задание, сидел и старательно дырявил его с помощью зажженных сигарет. Все может быть. Дурдом как-никак. Во время утреннего обхода Катю дважды спрашивали, знает ли она, где находится. Она прилежно отвечала: «В психиатрической клинике» – и удостаивалась одобрительного кивка. Она явно перешла в разряд существ, чьи умственные способности оцениваются по заниженным критериям. После завтрака, к которому Катя не притронулась, медсестра Рая привела ее к этому кабинету и велела ждать, пока не вызовут к профессору Таркову. К очень знаменитому. К тому, который, как сказала Рая, может оказаться даже трезвым. Катя в тоске сжала холодные дрожащие руки. Она ничего не могла поделать с этой дрожью, мучительной тошнотой и массой других неприятных ощущений. Легкость и неутомимость ее тела, к которым она привыкла в последнее время, которые помогали ей справляться с самыми странными событиями ее жизни, – исчезли без следа. Ей было тяжело ходить, стоять и даже сидеть. Противное скользкое кресло, как живое, сбрасывало ее маленькое, сжавшееся под халатом тело. Катя задыхалась, у нее кружилась голова, все расплывалось в утративших зоркость глазах. Вдруг рядом появилась Рая, взяла за руку и повела в кабинет.
– Я пойду, Константин Николаевич? – по обыкновению проорала она. – Крикните меня, когда ее забирать надо будет.
– Спасибо, Раечка, – услышала Катя глуховатый, низкий, приятный голос. – Думаю, наша девушка найдет дорогу в палату без тебя. Да, кстати, все спросить у тебя забываю: как у тебя со слухом?
– В смысле? Вы думаете, я глухая?
– Нет, конечно. Такая молодая и здоровая. Просто говоришь очень громко. Это может быть определенная предрасположенность. Я как-нибудь тебя проверю, если хочешь.
– Еще бы, Константинчик Николаевич. Да я от счастья с ума сойду, если вы меня лечить станете. Хоть не глухая я вовсе. Ладно. Пойду я. Но вы меня позовите. Эта принцесса что-то совсем плоха.
Рая деловито протопала к выходу, хлопнула дверью, а Катя, почувствовав, что ее руки коснулась прохладная, легкая и немного дрожащая ладонь, впервые подняла голову. На нее смотрел одним небесно-голубым глазом обычный Санта-Клаус с белой бородой, розовой кожей, редкими серебристо-золотистыми кудрями и большим, уютным животом.
– Садитесь на этот диван, – приветливо сказал живописный профессор и, кряхтя, опустился рядом с ней. – Давайте начнем со знакомства, прелестное дитя. Как вас зовут?
Катя почувствовала страшное волнение, как на экзамене. Ей хотелось ответить правильно, четко, полно, чтобы этот замечательный старик сразу понял, что с ней произошло. Она сразу поверила в то, что он сможет понять.