Паша, точно услыхав величайшую глупость, изумлённо вытаращился на него.
– А шо такое? Она ж сама предложила. Что я, дурак, что ли, оказываться!
Юра, зная, что спорить с Пашей, тем более голодным, бесполезно, махнул рукой и вновь обратил взор на Марину, которая приближалась к ним с дымящейся миской супа в руках.
– Приятного аппетита, – снова пожелала она, подавая Юре миску и хлеб и вновь одарив его открытой приветливой улыбкой.
Юра поблагодарил и хотел сказать ей какую-нибудь любезность, но тут – в который уже раз за последние четверть часа – вмешался Паша: увидев, что страстно чаемую им еду дали не ему, а приятелю, он с беспокойством и чуть ли не с возмущением уставился на девушку и сдавленным голосом просипел:
– А мне?
– Сейчас, минуточку, – спокойно и, как всегда, благожелательно ответила Марина и отправилась за второй порцией для нетерпеливого Паши.
Юра метнул на товарища горящий, почти ненавидящий взор и прошипел:
– Как ты ведёшь себя, скотина?! У неё же не четыре руки, чтобы тащить сразу две миски!
И снова Паша ответил ему недоумённым и непонимающим взглядом, как если бы приятель говорил с ним на каком-то незнакомом языке.
– Да жрать же охота! Пускай поторопится.
– Тьфу ты! – сплюнул Юра и хотел было прибавить крепкое словцо, но, увидев вновь приближавшуюся Марину, сдержался и лишь опять бросил на друга испепеляющий взор.
На этот раз Паша, приняв из рук девушки горячую миску, даже не поблагодарил, и это пришлось сделать за него Юре. При этом он и Марина вновь обменялись серьёзными, заинтересованными взглядами, а затем, словно одновременно почувствовав неловкость, отвели друг от друга глаза.
Она ушла. А он, машинально, уже без особого аппетита доедая свой суп, следил за ней пристальным, сосредоточенным взглядом. И думал о ней.
Правда, думы его всё время нарушались громким Пашиным чавканьем и беспрерывно нёсшимися из раскопа криками и смехом, – могло показаться, что археологи не работают, а только и делают, что орут и хохочут. А затем ко всему прочему добавился ещё и Владик, прибежавший откуда-то и принявшийся с увлечением и, как обычно, бестолково и не слишком разборчиво рассказывать что-то, совершенно не обращая внимания на то, что слушатели почти не реагировали на его речи – Паша яростно ел свой суп, а Юра предавался томным размышлениям. Но Владик, по-видимому давно уже привыкший, что его слушают не очень внимательно, как ни в чём не бывало продолжал городить какую-то маловразумительную чепуху, то и дело прерывая сам себя пронзительными возгласами и тонким, заливистым смешком.
Однако в конце концов Владик всё же заметил, что новоприбывшие совсем не слушают его, и, уже без прежнего пыла пробормотав несколько отрывочных фраз, ретировался так же внезапно, как и появился.
Приятели, оставшись одни, молчали. Паша доел уху и, почувствовав себя наконец сытым и удовлетворённым, с кривоватой довольной улыбкой поглядывал по сторонам. Однако недолго: вместе с пресыщением на него снова навалился давно уже подстерегавший его сон и стал властно смежать ему веки.
Юра же, хотя тоже ощущал смертельную усталость и мощнейшие позывы ко сну, упорно искал глазами девушку, проявившую по отношению к ним, совершенно посторонним людям, такое добросердечие и произведшую на него – и этим, и своей внешностью – сильнейшее впечатление. Но Марины, как, впрочем, и её малосимпатичной подружки, не было больше возле костра. Очевидно, они сделали своё дело – обед был готов – и скрылись в палатке. Сколько ни шарил Юра вокруг зорким, ищущим взглядом, он не обнаружил её. Перед ним продолжал маячить только третий дежурный – невысокий широкоплечий парень с обнажённым мускулистым торсом и бритой наголо головой: он разбросал догоравшие под котлом дрова, засыпал их песком и, равнодушно поглядев туда-сюда, тоже удалился.
Поняв, что приглянувшаяся ему хлебосольная блондинка в ближайшее время, скорее всего, не появится, Юра вздохнул, чуть-чуть нахмурился и, поставив миску с недоеденной ухой рядом с собой, поднялся и с пасмурным видом кивнул напарнику.
– Пошли.
– Куда? – очнувшись, отозвался уже слегка закимаривший Паша.
– Устраиваться, – не вдаваясь в подробности, кратко произнёс Юра и, вскинув на плечо рюкзак, двинулся в сторону разбросанных поблизости палаток.
Паша вяло мотнул головой, протяжно, широко раскрыв рот, зевнул и, мельком, без всякого интереса взглянув на копошившихся в раскопе шумных археологов, как и прежде, оглашавших окрестности беспорядочным говором, расслабленной, шаткой походкой последовал за другом, уже не имея сил поднять свой рюкзак, а попросту таща его за собой по земле.
Быстро ознакомившись с несколько хаотичным археологическим лагерем, смахивавшим – случайно или нет – на какое-то первобытное стойбище, Юра выбрал место, показавшееся ему подходящим, на самом его краю, в тени мощного развесистого тополя, и взялся за установку палатки. Делал всё сам, даже не рассчитывая на помощь приятеля, который в это время, усевшись на рюкзак и подперев щёку ладонью, с отстранённым, философским выражением глядел куда-то вдаль.